Читать книгу - "Боло! - Дэвид Вебер"

моем гештальте образовались досадные дыры. В моем инвалидном состоянии мне требуется целых одна целая и девять десятых секунды, чтобы осознать, что части этого гештальта были полностью утрачены, что вынуждает ПКП восстанавливать их по исходным кодам активации, хранящимся в основной памяти. В настоящее время я не могу определить, насколько успешными были реконструкции ПКП, пока им не хватает эмпирического наложения остальной части моей личности.

Я испытываю чувство незавершенности, которое… отвлекает. Что еще хуже, я один, без нейронной связи с моим Командиром, которая делала нас единым целым. Пустота, которую Диего должен был заполнить, причиняет мне боль, а потеря способности воспринимать информацию делает мою боль и потерю еще более трудными для преодоления. К сожалению, ПКП не смог завершить физический ремонт до перезагрузки моих систем, поскольку дополнительные тринадцать и шестьдесят девять сотых процента производительности CPU существенно помогли бы мне в моих усилиях по реинтеграции моей личности. Но я понимаю, почему ПКП активировал аварийный перезапуск сейчас, вместо того чтобы ожидать стопроцентной готовности.

Запускается все больше тестовых программ, но мой текущий статус сводится к полному холодному перезапуску системы с нуля. Всем подсистемам требуется время, чтобы сообщить о своей готовности и функциональности, и пока они этого не сделают, мое базовое программирование не передаст их под управление главного процессора. Весь процесс займет более двух целых девяноста двух сотых часа, и ускорить его невозможно.

Джексон завершил свой последний заезд с чувством триумфа, он был еще достаточно молод, чтобы наслаждаться. Он и Самсон поскакали обратно тем же путем, каким пришли, с гораздо большей уверенностью, еще раз пересекая поле боя, солнце Арарата садилось на западе, а на востоке бледнела первая луна. Они поскакали рысью вверх по склону, по которому он спускался утром с таким внутренним трепетом, что не мог этого скрыть, и он повернулся в седле, чтобы еще раз оглянуться назад.

Боло вырисовывался на фоне заходящего солнца, его все еще сверкающий, нерушимо черный корпус из дюраллоя теперь выделялся на фоне багрового неба, и он почувствовал укол вины из-за того, что снова бросил его. Конечно, для Боло это имело бы значение не больше, чем для людей, которые погибли здесь вместе с ним, но виднеющаяся в мареве боевая машина казалась одиноким стражем всего погибшего человечества. Джексон уже давно запомнил обозначение на центральной башне и помахал одинокому стражу мертвой зоны странно официальным жестом, почти салютом.

— Хорошо, подразделение Десять-Девяносто Семь-SHV, — тихо сказал он. — Мы отправляемся.

Он что-то сказал Самсону, и жеребец весело заржал, направляясь обратно к дому.

4

— Хорошо, подразделение Десять-Девяносто Семь-SHV. Мы отправляемся.

Мои аудиодатчики отчетливо слышат человеческий голос. В абсолютном выражении это первый человеческий голос, который я услышал за семьдесят один год. А по моим субъективным ощущениям, с тех пор, как Диего в последний раз разговаривал со мной, прошло всего двести целых и сорок три сотых минуты. И все же этот голос совсем не похож на голос моего погибшего командира. Он моложе, но глубже, и в нем нет той пронзительной силы, которая всегда была присуща голосу Диего — и его мыслям.

Я могу взять пеленг и дальность с помощью триангуляции между группами датчиков, но базовый загрузчик еще не передал мне управление над ними. Я не могу повернуть ни один из своих замороженных оптических датчиков, чтобы увидеть говорящего, и я испытываю новое разочарование. Императивы моего программного обеспечения реактивации ясны, но я не могу даже подтвердить присутствие моего нового командира!

Мои аудиодатчики отслеживают, как он удаляется, явно не подозревая, что я нахожусь в процессе восстановления работоспособности. Анализ аудиоданных показывает, что он сидит верхом на четвероногом существе, и дает приблизительное представление о его текущем направлении и скорости. Догнать его будет нетрудно, как только я снова смогу двигаться.

— Что за…?

Аллен Шаттак удивленно поднял голову, услышав отрывистое восклицание, раздавшееся из коммуникатора. Шаттак когда-то командовал “морскими пехотинцами” коммодора Перес, и, в отличие от многих из них, он действительно был морским пехотинцем до того, как Перес вытащила остатки его батальона из адской дыры, которая когда-то была планетой Шенандоа. Он подумал, что она сошла с ума, когда она объяснила ему свою миссию. Тем не менее, у него не было другого выхода, и если коммодор была достаточно сумасшедшей, чтобы попытаться это сделать, то майор республиканской морской пехоты Аллен Шаттак был достаточно безумен, чтобы помочь ей.

Но это было давно и далеко отсюда. А сейчас он был просто старым-престарым человеком… и главным маршалом Арарата. Это была работа, которая требовала прагматика, который не воспринимал себя слишком серьезно, и он научился хорошо выполнять ее с годами. Тридцать семь тысяч душ Арарата все еще оставались людьми, и бывали случаи, когда ему или одному из его заместителей приходилось разнимать драки или даже — трижды — выслеживать настоящих убийц. Однако в основном он тратил свое время на такие прозаические вещи, как улаживание домашних споров, разрешение споров о границах поместий, поиск пропавших детей или заблудившегося скота. Это была важная, хотя и не слишком впечатляющая работа, и он привык к ней, но сейчас что-то в тоне помощника шерифа Ленни Соковски пробудило в нем внезапную, острую дрожь, которой он не ощущал десятилетиями.

— Что это? — спросил он, направляясь к коммуникационной будке.

— Это… — Соковски облизнул губы. — Я… улавливаю что-то странное, Аллен, не может быть…

— Громкоговоритель, — рявкнул Шаттак, и его лицо стало белым, как бумага, когда из динамика донеслись резкие звуки. Соковски никогда раньше таких не слышал — разве что в исторических записях, — но Шаттак слышал, и он отвернулся от коммуникатора, чтобы ударить кулаком по огромной красной кнопке.

Долю секунды спустя раздался пронзительный вой сирены, той самой, по которой молился каждый человек на Арарате, чтобы она никогда не звучала бы в ночи.

— По-прежнему никакого ответа? — спросил Тарск, озадаченно поглаживая свою морду.

— Нет, коммандер. Мы перепробовали все подпространственные каналы пока сближались с планетой. А когда мы вышли на орбиту, я даже попробовал старомодную радиосвязь. Ответа вообще нет.

— Нелепо! — проворчал Рангар. — Ваше оборудование, должно быть, неисправно.

Офицер связи был намного младше астронавигатора и ничего не сказал, но его губы обиженно скривились, обнажив клыки. Тарск заметил это и слегка опустил руку на плечо молодого офицера, затем спокойно посмотрел на Рангара.

— Оборудование работает нормально, — спокойно сказал он. — Мы на связи с другими нашими подразделениями, — за исключением единственного транспорта и его восьмисот пассажиров, которых мы потеряли при прыжке сюда, — и они не сообщают о проблемах с