Читать книгу - "Полюс Доброты - Мила Бачурова"

содержала мощное снотворное. Через полчаса они оба вырубились намертво. А потом Джек — он проснулся первым — обнаружил, что рюкзаки, одежду и оружие гостей унесли. Вместо камуфляжных брюк и маек на спинках кроватей висели уже знакомые домотканые рубахи и штаны.

Джек растолкал осоловелого Кирилла. Подергал дверь — собирался выскочить и сказать первому же встречному спасибо за то, что с них хотя бы трусы не сняли. Ну и в туалет сходить не помешало бы. И в целом уточнить, что за хрень.

Но дверь оказалась запертой. Джек метнулся к окну, раздернул занавески. Кирилл, с трудом продравший глаза и наблюдающий за другом пока еще обалдело, готов был поклясться, что в прошлый их визит в рамы были вставлены стекла. Сейчас стекол в рамах не оказалось, а снаружи окна были забраны металлическими решетками.

— Зашибись. — Джек попробовал пошатать решетку. — Ссать, что ли, тоже в окно?

Кирилл сел на кровати. Кивнул на ведро в углу — тоже новый элемент декора, прежде его в доме не было:

— Вон туда. Наверное.

— Зашибись, — повторил Джек. Подошел к ведру — жестяному, помятому, явно из времен до того как все случилось. Поднял с пола, осмотрел — внимательно, изучив даже дно. Объявил: — Если попыхтеть, можно на полосы разорвать. Край острый получится, по горлу полоснуть — в самый раз.

Кирилл вздрогнул:

— Не смей! Ты чего?

— А они чего? — Джек кивнул на окна, закрытые решетками. — Ты еще не понял? Хрен нас отсюда выпустят!

— Подожди. — Кириллу очень хотелось верить в собственные слова. — Скорее всего, это какая-то ошибка. Помнишь, в Новосибе нас тоже поначалу в подвале заперли? Придет Шаман, мы поговорим, и все станет ясно.

Джек недоверчиво хмыкнул. Но спорить не стал.

— Ну, окей. Ждем Шамана.

Однако Шаман не появился.

Ближе к утру пришла Ангелина, которая принесла ужин. В сопровождении двух крепких мужиков — на вид, ровесников Кирилла и Джека. И мелодично озвучила условия:

— Мы предлагаем вам погостить у нас.

— Ага, — кивнул Джек, — мы так и поняли, что погостить. Тоже всегда гостям на окна решетки ставим, а в угол — парашу.

— Мать Доброты любит всех. — Ангелина смотрела на Кирилла, Джека по-прежнему игнорировала. Кроткий голос звучал напевно и мелодично. — Нам жаль, что сейчас вы не готовы принять Доброту. Но, возможно, жизнь здесь и служение во благо Матери поможет вам встать на Истинный Путь. — Кириллу показалось, что женщина выделяет голосом слова, которые писала бы, иди речь о письме, с большой буквы.

— Я правильно понимаю, что мы в плену? — уточнил он.

— Вы в гостях, — все так же кротко отозвалась Ангелина. — И пробудете здесь столько, сколько потребуется для того, чтобы принять Мать Доброты.

Кирилл постарался улыбнуться:

— А может, давайте считать, что мы уже ее приняли? Честное слово, ничего не имеем против ваших... э-э-э... верований.

— Мать Доброты сама заглянет в ваши души, — непреклонности в мягком голосе Ангелины хватило бы на пятерых Германов в лучшие годы. — Ужин, пожалуйста. — Женщина расставила на столе принесенные с собой горшки и кувшины. — Питайтесь и отдыхайте. Завтра, после Вечерней Доброты, за вами придут.

— Ух ты! — обрадовался Джек. — А кто придет? Расстрельная команда?

Ангелина не ответила. Тихо скользнула к двери. Мужчины — за ней. Дверь заперли снаружи, судя по звуку, на засов.

А вечером за «гостями» действительно пришли. Как и обещала Ангелина, после Вечерней Доброты — то есть псалмов, дружно исполняемых населением поселка ежеутренне и ежевечерне у Лунного Круга, молельни Матери Доброты.

Псалмы потрясали своей корявостью. Человек, сочинявший их, едва ли имел хотя бы приблизительное представление о стихосложении.

Кирилла и Джека участвовать в хоре не приглашали — эту честь, вероятно, нужно было заслужить. В отличие от другой возможности участвовать в жизни поселка — Ангелина, которая и в этот раз явилась с двумя сопровождающими, оставила на столе завтрак и предупредила, что у гостей есть полчаса на то, чтобы его съесть. После завтрака их позовут «служить Матери Доброты».

Служение Матери оказалось банальным рытьем канавы. Кириллу и Джеку выдали по лопате, приставили к ним хмурого дядьку с калечной, высохшей рукой, размечавшего рытье с помощью сантиметрового полотна — когда-то скрученного в рулетку, а сейчас намотанного на щепку — и сказали, что копать надо отсюда и до обеда. Дядька оказался полуглухим и с рабочей силой общался преимущественно жестами.

После обеда «служение» продолжилось — до ужина. На следующую ночь ситуация повторилась. И на следующую тоже.

Джек бесился, Кирилл, как мог, его утихомиривал. Пытался поговорить с Ангелиной, но так и не получив в ответ ничего, кроме «это наказ Матери Доброты», потребовал на переговоры Шамана.

Шаман не пришел. Кирилл объявил, что сегодня рытья не будет.

В ответ Ангелина — она навещала гостей по-прежнему в сопровождении охраны — все так же кротко улыбаясь, убрала со стола принесенный завтрак и ушла. Обеда и ужина в ту ночь Кирилл с Джеком не дождались. Возможности вынести ведро с отходами жизнедеятельности — тоже. Им даже воды не дали.

А на следующий вечер Ангелина снова, с выжидательной улыбкой, появилась на пороге. В руках она держала запотевший кувшин.

— Нет, — отрезал Кирилл.

Пить хотелось страшно. Они с Джеком попытались соорудить дистиллятор — растянули на дужке, вынутой из ведра, кусок простыни и выставили за окно — в надежде, что на ткань осядет ночная роса, которую можно будет собрать. Приспособление не прожило и часа. К окну подошел один из охранников, сопровождавших Ангелину, и молча вырвал дужку вместе с простыней.

Ангелина улыбнулась еще ласковее, чем улыбалась до сих пор. Развернулась и ушла. Охрана — следом. За дверью бряцнул засов.

— А сколько человек может без воды прожить? — глядя на захлопнувшуюся дверь, спросил в пространство Джек.

— Около трех суток. — В горле пересохло, Кирилл закашлялся. — Надеюсь, они хоть что-то предпримут.

— Угу. Пристрелят, чтоб не мучились. — Джек повалился на кровать.

Надежды Кирилла не оправдались. Следующие сутки к ним по-прежнему никто не заходил. Пленникам не принесли ни еды, ни питья.

— Сдохнем нахер, — резюмировал Джек, — а им до звезды. Поди, даже закапывать не станут — перемелют на удобрение и разбросают под яблонькой. Во славу Матери Доброты. — Он длинно выругался.

— Значит, голодовка — не