Читать книгу - "Красная машина. Юниор из будущего - Павел Барчук"

Плохо, как же. Он аж светился от удовольствия. Мне кажется, его не особо там волнует голова, не голова. Хоть по кускам бы собирали сына. Не важно, сколько раз и куда прилетело мне. Главное — кому я морду разбил. Отец года, ешкин кот.

— Угу. Так и подумала. — Мать явно ему не поверила. — Сынок, покушать, может? Лапша свежая. Только приготовила. Курочка есть. Давай белого мяска тебе положу?

— Да не. Спасибо. — Чувствовал себя… Сам не пойму, как чувствовал. Надежда, будто я сейчас моргну в очередной раз, и все исчезнет, и дом, и родители, таяла с каждой минутой.

— Ну, ты ложись, ложись. Тебе покой нужен. — Мать подбежала, оттолкнула батю, поправила мне зачем-то волосы, а потом очень неожиданно всхлипнула. — Славик, ну, как же так…Разве ж можно…

— Престань! Развела тут…После смерти отдохнёт. — Хохотнул отец.

Меня аж передёрнуло. Специально, что ли? То про лапшу, то про смерть. Прям одно к одному намёки.

— Ты давай, иди вон, делом займись. Надо мясо разделать. Николай, который на рынке торгует, привез половину поросёнка. Разберёшь, я заморожу. Как раз, и на «первое», и на «второе» будет. — Мать повернулась к бате и тон ее сразу изменился на серьезно-деловой.

— Что за Николай?

Отец моментально сделал «стойку». Ну, да. Он ревнивый. Главное, сам мог пропасть на неделю, если не больше. Уйти с друзьями на рыбалку, а появиться через дней десять. Естественно, без рыбы. Какая там, на хрен, рыба. А за матерью следил, будто настоящий параноик.

Уж кому бы говорить. Помню, вернулся однажды, а на нем трусов нет. Просто человек оставил где-то трусы. Стал переодеваться, мать, естественно, заметила. Нормально? Нет, ну гуляешь, ок. Палиться-то зачем так? Всякое бывает. А батя даже не считал нужным скрывать.

— Ой, не начинай… — Мать раздражённо зыркнула в его сторону, а затем подтолкнула меня к кровати. — Ложись сынок. Ложись.

Я послушно плюхнулся на задницу. Если честно, стоять было тяжко. Ноги подкашивались. Только в этот раз не из-за физического состояния. Наоборот. Тут все, на удивление, отлично. Наверное, и правда голова у Беловых дубовая. Но вот морально мне стало очень нехорошо. Я вдруг отчётливо понял, ни хрена это не сон. И не бред. И с ума я не сошел. Не знаю, откуда пришло понимание. Оно было четким, однозначно правильным.

Все, что вокруг — вполне реально. Это по-настоящему. Не знаю, как вообще возможно, но … Я — Славик. И год сейчас 1986. И ни черта оно, вот это все, походу, не закончится. Значит, шайба долетела. Так выходит? Я… умер? Ирония судьбы какая-то. Начал заниматься хоккеем в сознательном возрасте, назло всем. Не как брат. Тот с восьми лет таскался на тренировки, хоть в дождь, хоть в снег. А умер я, получается, от удара шайбой. Ну, ведь, обхохочешься…

Не выдержал и засмеялся. Опять. Как на пустыре. Правда, себе под нос, но выглядело наверное, все равно мое поведение странно. Этакое тихое помешательство. Мать с подозрением уставилась мне в лицо.

— Слав, нормально все? Ты…чего ржешь-то? Голову ему чуть не проломили, а он ржет, главное.

— Так, что за Николай, Валентина? Ты не увиливай!

Отец вообще хрен заметил, что сын, как дурак, хихикает. Он топтался рядом, повторяя один и тот же вопрос про какого-то левого мужика. Кто о чем, а вшивый о бане. Его глаза знакомо стали наливаться бешенством. Сорвёт башню или нет? Хотя, трезвый же. Не должно. Но на всякий случай я напрягся, прикидывая, что конкретно смогу предпринять, если он бросится всё-таки.

— Виталик, иди ты к черту, со своим Николаем! — Мать в сердцах хлопнула его ладонью по плечу, — Тут вон с ребенком что-то неладное.

Она наклонилась и заботливо потрогала мой лоб.

— Что такое? Голова кружится? Болит? Точно сотрясение… Так. Тренеру надо сказать…

— Нет! Тренеру не надо. — Откуда-то пришло очередное понимание, не просто «не надо», нельзя говорить тренеру. — Мам, да нормально. Не переживай. Посплю сегодня, а завтра все будет отлично.

Я поймал ее руку и прижался к ней щекой. Пахнет детским кремом. Она всегда мазала руки детским кремом, чтоб не шелушилась кожа.

— Ну, и хорошо. А лапши все — таки насыплю. Сейчас, погоди…Да иди ж ты отсюда, говорю! Ирод! Хватит кровь мне пить! — Последние несколько фраз предназначались отцу.

Он замер рядом с матерью, уперев руку в бок и прожигая жену взглядом. Не знаю, что хотел рассмотреть. Следы потенциальной измены, наверное. А то мать дура. Может, чувство вины пытался таким образом пробудить. Но ей не за что. Я уверен. Когда был помладше, ещё до школы, мать брала меня с собой на работу. Почти каждый день. Ездил вместе с ней на склад. Это было время только мое. Пусть отец — Славкин. А мать… Ее никому не отдам. Вот так я мысли тогда. Но разговор не об этом. Несмотря на то, что вокруг нее были в основном только мужики, она никогда ничего лишнего не позволила. Держалась строго, вела себя достойно.

— Валентина… Ты меня знаешь… — Отец снова завел свою песню.

— Знаю. В том-то и дело. Таких дураков ещё поискать надо. Специально хрен найдешь. Иди, говорю!

Мать толкнула его в сторону коридора. Отец обернулся, снова подмигнул мне, но потопал к двери без разговоров. Нормально. Значит, отпустило. Успокоился.

Они вышли из комнаты, оставив меня, наконец, в тишине. Лег на спину и снова уставился в потолок, будто там могут быть ответы на вопросы, которые разрывали мой мозг на части.

По всему выходит, я оказался на месте Славки. Год — тот самый. Который сильно все изменил и в его, и в моей жизни. Точно знаю, брат мечтал попасть в профессиональный спорт. Даже не мечтал, слабо сказано. Вообще жил только этой целью. Хотел оказаться в сборной Союза. Наверное, у него был реальный шанс, если бы не обстоятельства. Обстоятельства… Как красиво я обозвал свою подлость…

Может, в этом и дело? Не просто так же сейчас лежу в его постели в 1986 году.

Что, если случившееся — мое наказание? Типа, карма за то, что натворил? Вдруг мне нужно именно свой поступок исправить? Если, к примеру, Славка должен был стать крутым профессионалом, а я все испортил…

От размышлений отвлек тихий стук в окно. Кто-то пытался привлечь мое внимание со стороны улицы. Дом частный, во двор попасть несложно. Думаю, сто процентов свои.

Я приподнял голову,