Читать книгу - "Начало - Александр Нерей"

И дети мои, и Природа, и звери хищные, и болезни всякие. Видели и понимали, что отмеченных мною нельзя и пальцем тронуть. Что зёрна они для будущего. И никакой голодный волк никогда не тронет зайчиху, отягощённую таким зёрнышком.

Понял, зачем девчушка всё метит? Вот она-то и есть хозяйка Природы и помощница в моём материнском призвании.

— Я тоже с таким зёрнышком и поэтому болеть не буду? — решил я узнать о том, что мне ближе, чем мировые и природные проблемы.

— Ты совсем другое дело. У тебя она не такая, как у зверей и птиц. Твоя метка для детей моих неразумных, чтобы знали, что по своей воле ты по ним гуляешь, а не беда с тобой приключилась, — просветила меня Кармалия.

— Такая беда, которая у нас в октябре случится? — вдруг, вспомнил я о Боге с поломанными ногами.

— Мамка эта по своей воле у вас окажется. Такое случается от быстрого убывания разницы между мирами. Только вот, в какой из них она себе дорогу пробьёт, пока неизвестно.

Всякое случалось и будет случаться. Но, как и в змеиной сказке, когда узнаешь о завтрашнем дне, хочешь ты или не хочешь, а произойти всякое может. И не только то, о чём узнал, — объяснила Кармалия.

— Я думал, это Бог будет. А тут чья-то мамка, — не стал я скрывать разочарования.

— А если простая мамка, значит, она уже не богиня? Да у каждой земной мамки такие же чувства к детям, как у Бога к чадам своим. Какая между мной, матерью миров ваших, и твоей мамой разница? У меня деток много, а у неё двое, и что? Разве от этого вас меньше любят? Меньше переживают? Вы такие же миры для неё, как и дети мои для меня!

Чем вы по сути отличные? Размерами своими или мирков, которые для себя создаёте, когда от мамки отдаляетесь? В вас почти нет никакой разницы.

Когда же вы, люди, ума наберётесь все, а не только некоторые и случайные, которых мы зовём головастиками? Не по размеру голов, конечно, а по величию того, что они могут увидеть и осмыслить.

Вы все, как устроены? «Не понимаю, значит, не вижу». Вот, как вы устроены. А ты возьми да пойми. Сделай усилие. И неважно, что да как увидишь разумом или глазами, главное, суть пойми. Ужаснись, когда поймёшь, но пойми, — чем дальше говорила Кармалия, тем меньше я соображал, о чём она толкует.

— Значит, из меня никакая не жаба вырастет, а я, просто, таким головастиком стать должен? — спросил я, когда она замолчала и отвернулась.

— Да, — коротко и как-то безнадёжно ответила всемирная мама.

— Значит, в жизни всё не просто так?

— Сама жизнь – это уже не просто так, — молвила Кармалия что-то уж больно для меня мудрёное.

— Значит, у моей бабули было бы целых девять миров. Если бы они все выжили. — ужаснулся я от озарения. — Почти, как у вас первенцев…

Кармалия после моих слов так и подпрыгнула.

Схватила меня на руки, подбросила, как пушинку высоко-высоко вверх и радостно заголосила:

— Вот почему я люблю тебя. Головастик, ты и есть Головастик. Всё понял своим умишкой-мальчишкой. А не только за то, что при рождении Скефию и мне два кукиша показал, — ликовала она и всё выше подбрасывала меня, как подбрасывают мамки грудных малышей на каких-нибудь их материнских радостях.

«Что такого опять сморозил? За что меня в космос?» — недоумевал я, когда мировая мама так высоко меня подкинула, что опять полетел кверху тормашками в хорошо знакомый космос. Я видел её удалявшуюся и улыбавшуюся моему полёту и пытался попросить о том, чтобы хоть чуточку, но запомнить этот сон.

— Мама, можно я запомню? Ну, можно? Можно я всё запомню?.. Мама-а!..

Кармалия стояла и улыбалась, а я летел и просил…

* * *

— Сынок, проснись. Тебе кошмар приснился? Зачем меня зовёшь? — трясла меня за плечо уже моя мама и пыталась разбудить.

— Это ты, мам? — спросил я, сначала приземлившись, а только потом проснувшись.

— Кто же ещё. Зачем звал? Так громко кричал «мама-мама», что я вскочила и к тебе, — обрадовалась моему космическому возвращению мама.

А я-то как обрадовался.

— Мам, ты у меня такая красавица. Подольше бы так было, — кое-как выговорил я и повис у неё на руках обессиленный и счастливый.

— Спасибо тебе, сыночек, на добром слове, — сказала мне мама и, поцеловав, уложила в кровать.

«Все мамки одинаковые», — успел я подумать, засыпая безмятежным сном головастика.

Глава 29. Допрос

— Вставай. Тебя там Павел дожидается, — донёсся сквозь дрёму отцовский голос.

— Встаю уже, — буркнул я и зарылся носом в подушку.

«Вот и пришёл день расплаты, — подумал о предстоявших объяснениях с дедом. — Какой неугомонный. Невтерпёж ему доклад о встрече с Каликой послушать. Будто вчера что-то непонятное ему нагородил о несчастье…

С кем? Точно знаю, что не с Богом. А жаль.

Рад конечно, что с нашим Богом всё в порядке. Тогда с кем, с богиней? А кто у нас богиня? Стоп. С какой-то тётенькой, которая сама к нам…

Никак не вспомню. Но ведь Калика…» — мне не дали додумать и снова окликнули.

— Ты идёшь?

— Иду! — заорал я, как полоумный и выпрыгнул из кровати с такой силой, что за пару шагов долетел до зеркала трюмо. — Свет мой, душенька, скажи, что во сне видел интересного, от чего лицо такое помятое, но счастливое? Мне уже дедов допрос не страшен?.. Что лыбишься, чудо метаморфозное? Ещё и глазки скосило, — когда до меня, наконец, дошло, что зеркало совсем не отражало меня, а выделывало, что ему заблагорассудилось, отражение уже запросто покрутило пальцем у виска и ткнуло им в сторону окна.

Я обмер: всё, что творилось в зеркале, выделывал кто-то другой. С воплем «Чур меня!» отпрыгнул от трюмо куда-то в сторону и, наверно, обо что-то крепко ударился, после чего на какое-то время отключился.

Когда очнулся, не сразу взял в толк, что куда-то шагал из дома. Только во дворе окончательно пришёл в себя, когда отец поймал за плечо и строго спросил:

— Тебя на