Читать книгу - "Иной мир. Часть 3 - Никита Шарипов"

Сделав кровавое дело, берсерки ушли. Может ритуал какой провести, а может просто помыться. Ничего не сказали. Промолчали.

Мы же преступили к грязной работе. Свободные, бойцы Сорокина и Стрелкова — трофеи собирать начали, складировать их и трупы в одно место стаскивать. Всем, кто в убежище, было сообщено, что опасность миновала и они выдвинулись к посёлку. Должны приехать вскоре. Через час примерно, учитывая разбитость лесной дороги.

Пленных осматривала Ольга и поставила вердикт — семерых в расход, потому что выхаживать их она точно не станет, а выжить без медицинской помощи они не смогут. Только почём зря мучиться будут. Самое верное — ножом по горлу. Образно, конечно. Мы же не звери, чтобы так издеваться. Есть более гуманные средства. Например, выстрел в затылок.

Бомани, уцелевший главарь, был вырублен при захвате. Не хотел сдаваться, но патроны все истратил, а с ножом не навоюешь много. Зажали со всех сторон, да вмазали по затылку дрыном. Башка у негра крепкая, но сухая деревяшка всё же крепче.

Очнувшись, Бомани начал биться в истерике, а затем, став абсолютно спокойным, принялся громко и жутко петь. Африканская кровь, надо полагать, взыграла.

Вразумил Бомани Стрелков. Английский язык негр знает и Боря ему подробно изложил всё, что будет делать, если тот не заговорит. Бомани сказал, что заговорит, но при одном условии — ему сохранят жизнь. Согласились, чего не согласиться то? Убивать его никто не будет. Сам сдохнет. Условиями обеспечим.

Перед допросом, Бомани было предложено казнить раненых и он отнёсся к предложению крайне положительно. Объяснил, что принесёт жертву богам. Каким — выяснять не стали. Отнесли раненых в лес, дали Бомани нож и принялись ждать. Справился негр минут за двадцать. Снова громко пел. Так, что озноб по телу порой проходил.

— Он им брюшины вскрыл, а затем кишки вытащил и ими душил. — Андрюха сел за стол и жестом показал поварихе Шлейфмана — поесть мне принеси. Женщина, кивнув, бросилась выполнять. Товарищ, взглянув на меня, пояснил: — Сам не видел, знаешь ведь. Федерал один рассказал. Говорит, что смотрел. Кишки разматывать, оказывается, совсем не слож…

— Не видишь, что человек ест, да? — злобно спросил я и бросил ложку в тарелку. Отодвинув её к Бокову, добавил: — Доедай. У меня аппетит пропал…

— Ник, ну извини, — крикнул Андрюха мне в спину. — Не подумал я. И вообще, удивился, что тебе что-то противно. Привыкшие же…

Я не ответил, потому что уже вышел из барака. Андрюха прав — к крови и всему остальному, что творят берсерки, уже привык. Почти привык. Но не во время еды же об этом говорить! Испорчен не только аппетит. Испорчено настроение…

Лавочка и пустота. Сижу, рассматриваю не обременённое облаками небо и пытаюсь понять… Голова пуста. Мысли не хотят рождаться в ней. Что происходит? У меня поехала крыша? Нервный срыв?

Боец из свободных, не помню его имени, что-то говорит. Отвечаю, но не понимаю, что. Кивает и уходит. Вот же ерунда какая, почему не ощущаю реальности происходящего. Присутствую, но ничего не слышу. Хуже того — ничего не чувствую. Я есть и в то же время меня нет. Время, оно бежит или остановилось?

Маша смотрит на меня и улыбается. Улыбаюсь в ответ, хоть и не хотел этого делать. В голове звон. Что, сука, такое?

Диалог с Машей закончен. Непонятно, что ей наговорил, но ушла она сильно обеспокоенная. И почти сразу же, или спустя какое-то время, вернулась вместе с Боковым. Смотрят на меня и что-то спрашивают. Лица напряжённые и немного испуганные. У меня открылся во лбу дополнительный глаз? Что такого им говорю? Где контроль над телом? Где он?

Вокруг меня, незаметно как, целый консилиум собрался. Кто-то обеспокоен достаточно серьёзно. Кто-то просто смотрит. Даже медведи пришли. Угрх и Ущхам. Просто стоят. Эмоций на их мордах не прочитать.

Ольга Баркова взяла меня за подбородок. Посмотрел на неё и что-то сказал. Такое ощущение, что меня выключили из собственного тела. Оставили только глаза. Но даже их контролировать нет возможности.

Ольга направляет в мой глаз небольшой фонарик. Яркий-белый свет режет и зрение пропадает. Последнее, что у меня было, потеряно. Слеп, глух, парализован. Но, кажется…

Да, так и есть, вернулся слух.

— Он абсолютно нормально реагирует на все раздражители, — объясняет Ольга. — Но это словно не он. Не Никита Ермаков, а какой-то… Ладно, скажу проще — дурак.

— То есть… Оля, что именно ты подразумеваешь под словом «дурак»? — спрашивает Андрюха. На фоне его голоса слышны всхлипы. Маша…

— Крыша съехала. — В голосе Ольги раздражение. — Так тебе понятнее, Андрюша?

— В жизнь не поверю! — вмешивается Ефименко. — Крыша на ровном месте не едет. Что-то другое тут… Никита, ты меня слышишь?

— Круто, дядь! Ты знаешь моё имя. А вот я не знаю тебя. Как звать-то? И чего надо тебе от меня?

Вот же проблема… Это мой собственный голос!

— Голова с телом не дружит. — Голос рычащий. Или Угрх сказал, или Ущхам. Не видя медведей, сложно различить. Кажется, что всё-таки Ущхам сказал. Его манера немного растягивать слова. Блин, да чего это я? Мохнатый сказал, что голова с телом не дружит. Это моя голова, что ли, с телом не дружит?

— А подробнее ты можешь объяснить, что происходит с Никитой? — это попросил Лейн. И он тут уже. Много времени прошло, раз все из убежища вернуться успели. Вот я тупой! Маша ведь тоже в убежище была. Если она здесь, то и остальные тоже.

— Подробно не смогу, потому что не знаю, — ответил Ущхам. — Ермаков ценный человек. Вернее, ценны знания, которые хранятся в его родовой памяти. Будь у нас возможность получить эти знания без погружения сознания Никиты в родовую память, мы бы их получили. Но способ только один и он был запущен. Сейчас происходит то, чего мы боялись — сознание Ермакова дробится. Тело и разум теперь порознь. Разум, возможно, ещё здесь. Есть вероятность, что он нас даже слышит и видит, но сообщить об этом не может. А есть другая вероятность и причина произошедшего. Никита…

— Но он отвечает на вопросы! — перебил медведя Бодров. — Как ты это объяснишь?

Злобное рычание. Ущхам дал понять, что ему не нравится, когда перебивают. Но всё же ответил:

— Тело на рефлексах. Женщина правильно сказала — дурак. По сути, Ермаков сейчас просто кусок мяса, обладающий незначительным количеством памяти и умений. Если ходить умеет, то хорошо. На счёт испражняться самостоятельно — не обещаю. Вряд ли сможет…

— Эй, Ущхам, ты куда? — крикнул Боков.

Увы, но ответа я не услышал. Звук отключился. Хорошо, что способность думать не потерялась. Вывод, прочем, не утешающий. Полная задница…

Прошло… Сколько времени, сука, прошло? Нет никаких чувств, чтобы хоть как-то ориентироваться. Невозможно понять то, чего нет. Есть только способность думать, зависшая в абсолютной пустоте. И у этой пустоты даже цвета нет. Полное отсутствие чего-либо и кого-либо. Хотя, я и ошибаться могу.