Читать книгу - "Преобразователь - Ольга Голосова"

Билэт отвернулся к жаровне с углями, и багровые отблески угасающего пламени заплясали на его лице.

– Значит, она лгала… – прошептал он. – Дрянь! – такая ненависть прозвучала в этом слове, что Кловин отшатнулась. – Дрянь и потаскуха! – он с силой дернул себя за волосы, со злостью пнув кувшин с вином. Тот опрокинулся, расколовшись надвое, и темно-красное молодое вино залило шкуры.

– Что ты бесишься? Какое тебе дело до ее вранья – она умерла, – Кловин попыталась обнять его за плечи, но тот выскользнул и схватился за флейту.

Кловин невольно попятилась.

– Тебе вернули инструмент?

– Да, а что? Если тебе противно – уйди.

– Ты знаешь, Билэт, мне тягостно слушать ее. Один раз я слушала эту песню и горько поплатилась за это… Словно ножом скребут по точильному камню, и что-то сжимается, сжимается у меня внутри. Мне становится страшно, с каждым звуком и воля, и разум покидают меня, а я превращаюсь в…

– Но ты и вправду превращаешься, – в глазах Билэта сверкнула злая усмешка. – Все так и должно быть.

Кловин откинула со лба спутанные волосы и отвернулась. Ее губы задрожали.

Билэт взял ее пальцами за подбородок.

– Ладно, прости. Может быть, потому я и сплю с тобой. Мне нравится, когда твое лицо ускользает, а взамен него, словно из глубокого колодца, мне навстречу выступает совсем иное. Чужое. Мне это нравится, – повторил он и поднес флейту к губам.

Прежде чем дунуть в мундштук, он долгим взглядом окинул стоявшую перед ним женщину.

– Жаль, что твоя сестрица была такой никчемной лгуньей. Мне очень жаль, – тихо произнес он после недолгой паузы, и грустная улыбка озарила его прекрасное лицо.

Он прикрыл острые, как стрелы, ресницы, сквозь которые напоследок влажно сверкнули небесно-голубые глаза, и нежно выдохнул.

Из флейты излился звук.

Кловин застонала и зажала уши. Музыка исторгла из ее груди хриплый вопль отчаяния. Корчась от боли, она подхватила платье и бросилась вон из спальни. Но ему было все равно. Он играл, глядя, как умирает огонь, становясь из оранжевого синим, как седеют и осыпаются на медный лист обугленные головешки. У него больше не осталось выбора.

Слезы катились по его бледным щекам, огибая уголки скорбно опущенного рта. Он плакал. И это было все, что он мог сделать для них обоих.

* * *

Одевшись и причесавшись без посторонней помощи, Кловин долго стояла перед драгоценным медным зеркалом, висевшим напротив окна. Угасающие лучи солнца бросали последние отблески в стрельчатые окна башни. В мутном медном листе она была даже красива: металл сглаживал слишком острые черты лица, угловатую фигуру, скверную осанку. Она вытянула руку и прикоснулась к лицу напротив, словно пытаясь ободрить неясное отражение, как ободряют единственного друга. Она давно смирилась с собой. Простила себе и красные огоньки в глазах, и чересчур твердые ногти, и хищный оскал, и грубость манер, как простила Бьянке ее совершенство. Она лишилась сестры давно, когда та продала ее крысоловам, но рана открылась и заболела тогда, когда она увидела клинок между ее грудей. Кловин поднесла руку ко лбу и замерла. Она видела этот клинок раньше. Видела. Когда-то давно, у крысоловов. На нем был герб Гильдии – так они метили и оружие, и доспехи. Но где она могла его видеть? Это был ритуальный клинок. Таким закалывали крыс-оборотней, ее народ, ее племя сабдагов. Где она могла его видеть? В плену, в подземелье, у стражей? У епископа? У Рэндальфа? Или у одного из тех ломбардцев, с которыми имел дело Жозеф-Иосиф? Нет, скорее у Рэндальфа. Это его земли, он мастер Гильдии, и он вполне мог убить Бьянку. Зачем? Чтобы посеять вражду в клане, чтобы уничтожить Семью, чтобы возвести ее, Кловин, на трон. Из любви к искусству, наконец. Да, и королевский перстень у нее.

Кловин глубоко вздохнула, и мерцающая волна пробежала по ее отражению. Она отвернулась и сделала несколько шагов по комнате.

Кто и зачем? Вот те вопросы, от ответов на которые зависит ее жизнь. Что ж. Можно пойти и спросить прямо у господина барона. По старой дружбе он может сказать правду. Если ему это нужно.

Кловин замерла у дверей, собираясь с духом, оправила платье и решительно направилась вниз.

В нижней зале пылал очаг. Огромная кабанья туша жарилась на вертеле, стреляя жиром и издавая вонь горелого сала.

Спиной к огню, лицом ко входу во главе богато украшенного резьбой двадцатифутового стола в кресле, увенчанном фамильным гербом в виде руки, удерживающей сжатую в кулак другую, в гордом одиночестве восседал барон Рэндальф. «Удерживающий победит», – Кловин с трудом разобрала готическую латынь. Напротив барона возвышался полуведерный кубок, который и поднять-то было под силу не каждому. На оловянном блюде размером с тележное колесо источала пряный аромат копченая дичь, наваленная вперемешку с чесночными колбасами и моченой брусникой. Справа от него, на другом конце стола, поверх отреза красного сукна лежала серебряная флейта.

Барон нарезал мясо ножом, загнутым подобно когтю или клыку, и ел его с лезвия, то и дело опрокидывая в себя содержимое кубка. Руки он вытирал о полотняную рубаху, покрытую бурыми пятнами и подтеками.

Неслышно ступая, Кловин приблизилась к нему. Он поднял на нее глаза только тогда, когда она оперлась на столешницу.

– Бабам здесь не место, – барон отложил нож и выковырял из зубов застрявший кусок. – Ты что, не слышишь?.. Какого дьявола ты притащилась ко мне, глупая женщина? – на последнем слове он рыгнул, обдав ее чесноком и перегаром.

– Ты сам приволок меня сюда, – Кловин повела плечами и, обойдя вокруг стола, уселась на скамью по его левую руку.

– Я спрашиваю, какого рожна ты шляешься в моих землях? Я и так был слишком добр, позволив тебе сбежать из Бремена с этим щенком. Боюсь, на этот раз фортуна может отвернуться от тебя.

– Я не знала, что это твои земли. Я заблудилась.

– Не лги. Чертовы выродки, чтобы вам проказа глаза выела, врать – вот что вы умеете делать хорошо. И еще гадить порядочным людям. Небось твои выродки умучили отшельника из Черного леса. Искали реликвию, твари. Не ты ли отомстила бывшему Магистру? – при этих словах Рэндальф тяжело повернулся к ней и коснулся острием ножа ее подбородка. Кловин молча смотрела ему в глаза.

Он убрал нож и вернулся к еде:

– Не везет вам, ваше величество, – продолжил он, набив рот брусникой. – Снова вы попались, да еще в тот момент, когда колесо судьбы вознесло вас на самый верх! А какая удача мастеру-смотрителю изловить видящую королеву! Неужели благодаря вам я стану Магистром?!

Рэндальф схватил клинок и с размаху вонзил его в колбасу.

Женщина бросила взгляд на нож. Черная сталь, кривое лезвие, рукоять из неведомого рога, в которую вделан камень… Нож мастера. Тот самый? Не станет мастер жрать с ножа, которым зарезал крысу. Или станет?

– Ты не можешь без него жить, признайся, – барон откусил здоровенный ломоть колбасы, и слова с трудом прорывались сквозь чавканье. – Как брошенная сука бегает, скуля, по округе, так и ты вынюхивала его следы.