Читать книгу - "Космический инженер 2 - Виктор Берс"

энергии казалась невозможной. По всем законам физики, подобный накопитель должен был взорваться.

— Сколько таких станций использует Блас-Тех?

— Семь. Три производят Сердца нашего класса, остальные — более мелкие накопители. Таких сердец около трёхсот пятидесяти в год. Этого достаточно, чтобы контролировать энергетический рынок всей галактики.

Грейс подошёл к боковой панели и открыл массивный контейнер. Замки щёлкнули с металлическим звуком, эхо которого странно долго отдавалось в зале. Внутри, в специальных креплениях, находился кристалл размером с человеческую голову. Он был прозрачным, с лёгким голубоватым оттенком, и слабо светился изнутри — не электрическим светом, а чем-то более глубоким, первобытным.

— Кайбер-кристалл высшего качества, — пояснил Грейс, осторожно извлекая его при помощи антигравитационных захватов. Его движения были медленными, почти ритуальными. — Единственное, что мы добавляем от себя. Каждый кристалл тщательно отбирается из месторождений в Неизвестных Регионах и проходит специальную подготовку. До преобразования весит около пяти килограмм.

Воздух вокруг кристалла слегка мерцал, и Юна почувствовала странное покалывание в пальцах — словно кристалл излучал какую-то энергию, которую могли ощутить только живые существа.

Он направил кристалл в центр машины, где тот завис в воздухе, медленно вращаясь. Затем открыл второй, гораздо меньший контейнер.

— А это… — Грейс показал крошечную чёрную сферу размером с горошину. Его голос дрогнул. — Это катализатор, которые нам присылают из Блас-Тех. Одного грамма хватает на трансформацию целого кристалла. Мы понятия не имеем, что это такое и как работает.

Чёрная сфера была помещена в отдельную ячейку рядом с кайбер-кристаллом. Юна заметила, как пространство вокруг неё слегка искажалось, словно она обладала собственным гравитационным полем.

— Теперь начинается самое… странное, — Грейс подошёл к пульту управления. Его ладони слегка дрожали. — Машина не запускается кнопками или командами. Она требует… взаимодействия.

Панель выглядела как смесь эпох — современные голографические интерфейсы соседствовали с древними символами неизвестного происхождения. Символы были вырезаны прямо в металле и заполнены каким-то светящимся веществом.

— Что означают эти символы? — поинтересовалась Юна, стараясь сфокусировать на них скрытую камеру.

— Мы не знаем, — честно признался Грейс. — Инструкции, составленные ещё до основания корпорации, называют их "Словами Первых". Вроде бы для их понимания использовали нейроинтерфейсы.

Его пальцы нашли нужную последовательность символов. Юна внимательно следила за каждым движением, записывая всё на скрытую камеру. Символы загорались под его прикосновениями, и каждый раз в воздухе раздавался тихий мелодичный звук — не электронный сигнал, а что-то похожее на отдалённые колокольчики.

— Первые операторы потратили десятилетия, пытаясь понять логику управления, — рассказывал Грейс, продолжая активацию. — Многие сошли с ума, пытаясь расшифровать символы. А потом кто-то просто… почувствовал правильную последовательность. Это знание передавалось от учителя к ученику на протяжении веков.

Он активировал первую группу символов, и машина откликнулась низким гулом. Звук шёл не от механизмов — он исходил из самого пространства, заставляя вибрировать воздух и металл. Юна почувствовала, как вибрация проходит через её тело, резонируя с сердцебиением.

Затем Грейс сделал нечто неожиданное — подошёл к одному из лепестков и приложил к нему ладонь. Металл под его рукой потеплел и слегка засветился.

— Машина должна узнать оператора, — объяснил он, переходя к следующему лепестку. — Она читает биометрические данные, эмоциональное состояние, даже мысли. Если ты напряжён или боишься — процесс может пойти неправильно. Такие кристаллы идут в брак, но продолжают использоваться. Такие кристаллы перерабатываются в пыль и применяются в производстве энергоячеек для гражданского использования.

Юна наблюдала с растущим изумлением, как опытный оператор обходил машину, касаясь каждого элемента в строго определённой последовательности. Это был древний ритуал, переданный через века, смысл которого частично утрачен, но форма сохранена из необходимости.

— А теперь самая… необычная часть, — Грейс вернулся к пульту управления и сел в операторское кресло. — Не смейтесь.

Он начал медленно кататься по кругу вокруг консоли. Кресло двигалось по идеально круговой траектории, встроенной в пол.

— Зачем это? — спросила Юна.

— В инструкции это описано под пунктом 27, — честно признался Грейс. — Три оборота по часовой стрелке и два против. Если не сделать — машина просто не запустится. Мы пробовали пропускать этот этап сотни раз. Результат всегда один — полное игнорирование. Много тысяч лет назад один из первых операторов, настраивая устройство, покатался на кресле от скуки. Теперь станция это требует.

Завершив странный танец, Грейс активировал финальную последовательность. Его рука дрожала, когда он касался последних символов.

То, что произошло дальше, заставило Юну забыть обо всём на свете.

Сначала потемнел участок звезды. Через огромные окна зала было видно, как гигантская область на поверхности светила — размером с небольшую планету — начала тускнеть, словно её яркость поглощалась невидимой силой. Энергия текла по лучу к станции, и воздух наполнился запахом озона и чего-то ещё — металлического, древнего.

— Станция питается звёздами, — прошептал Грейс. — Тысячелетиями она делает это. Мы так и не поняли, как он это делает. Просто… берёт энергию прямо из фотосферы звезды.

Затем пространство внутри лепестков начало искажаться. Реальность буквально складывалась сама в себя, создавая невозможные геометрические формы. Углы существовали там, где их не должно было быть. Прямые линии изгибались, не меняя направления. Воздух мерцал, как от жара, хотя температура оставалась нормальной.

Юна почувствовала головокружение — её мозг отказывался обрабатывать то, что видели глаза.

Кайбер-кристалл в центре конструкции начал меняться. Его структура перестраивалась, а чёрный катализатор растворялся, пропитывая каждый атом кристаллической решётки. Пространство вокруг кристалла складывалось в сложные узоры, направляя потоки энергии с невообразимой точностью.

Звук изменился — низкий гул превратился в сложную гармонию, почти музыку. Но это была музыка не для человеческих ушей — слишком глубокая, слишком чужая.

— Машина поёт, — тихо сказал Грейс. — Каждый раз по-разному. Словно каждый кристалл — это отдельная песня. Так было всегда, с самых первых записей.

Юна не могла оторвать взгляда от невозможного зрелища. Её научное образование кричало, что всё это противоречит законам физики, но глаза видели неопровержимую реальность. Процесс длился около десяти минут — самых долгих десяти минут в её жизни.

Когда всё завершилось, один из лепестков раскрылся с тихим шипением, и оттуда выплыл готовый кристалл. Он изменился кардинально — теперь светился изнутри холодным голубым светом и слегка вибрировал в воздухе, словно содержал в себе энергию небольшой звезды. Воздух вокруг него искрился крошечными разрядами.

— Ещё одно Кристаллическое Сердце готово, — объявил Грейс, осторожно направляя кристалл в защитный контейнер при помощи магнитных манипуляторов. Его голос звучал устало, словно процедура отняла у него часть жизненных сил. — Его вес увеличился примерно в тысячу раз. Этого хватит на энергоснабжение крупнейшей космической станции на сотни лет.

— Невероятно, — прошептала Юна, и это было чистой