Читать книгу - "Полудержавный властелин - Николай Zampolit Соболев"

— Заели! Жизни нет! Торговли нет! По миру пустите! — басил Гаврило Олисеевич, красный как его рубаха.

— Чегой-то?

— Всю рухлядь скупили!

— Так в торгу всегда так, — спокойно возразил Илюха, — кто цену больше даст, тому и достанется. Али обнищал Новгород?

Олисеич чуть не лопнул:

— А где на все серебра сыскать???

— Ты будто не знаешь, как делается. Займи, продашь немцам — вернешь.

— Займи, займи! — уже тише бухтел новгородец, а потом вовсе плюнул и ушел.

И таких разговоров было еще много, почитай, в каждом селе или посаде, где вставали на отдых. Везде московские люди, не слишком опытные в торговле, давали местным ту цену, какую просили, не пытаясь сбить ее или выговорить какую еще уступку. Митродор же с Иваном уже в Колмогорах напились и похвалялись, что великий князь велел пушнину у новгородцев отбирать, а когда местные над тем посмеялись, да еще подначили, то и в самом деле отправились за прибытком.

Чтобы далеко не ходить, вломились в первый же дом — а дома тут, по зимней лютости, строили большие, с хлевом под одной крышей. Хозяина, заступившего путь, сразу же огрели по голове ножнами — слава богу, хоть без смертоубийства обошлось! Следом двух сыновей оглушили и полезли по сундукам да скрыням.

На свое несчастье жена хозяина с дочерьми вылезли посмотреть, что там за крики и возня, и быть бы худу, да успел добежать Илюха с Затокой и парой воев. Митродор уже рвал серьги из ушей хозяйки, а Иван волок отчаянно визжащую девицу в сени.

Вечером по всему посаду прошли посланные Головней люди и объявили, что наутро, за околицей, волей великого князя два взятых на горячем воя будут повешены. По сказанному поутру и сделали, вздернули высоко и коротко.

Собрались все преизлиха мрачные: Илюха с того, что случилась хоть и ожиданная, но пакость, колмогорские просто от пакости, вои от того, что пришлось вешать воев, а сквернавцы с похмелья — они, похоже, до конца не поверили в свою судьбу. Только скрипнул толстый сук дерева, дернулись два тела да потекла по разутым ногам моча.

Так же мрачны были и новгородцы, пришедшие в Колмогоры за рыбьим зубом и мехами, но и тут, как в других местах, им ничего не досталось — по всему Заволочью, Перми и даже Югре добытчики знали, что москвичи заплатят дороже.

Не помогли даже заемные деньги, Москва цену перебивала. А Илюха смекнул, что таких заемщиков по новгородским владениям куда как много и должны они Крестовоздвиженскому братству в Белозерске серебра невесть сколько. Не потому ли Василий Васильевич там и разряд воинский учредил?

До Свято-Андреевского монастыря от Колмогор дошли быстро, тамо изрядно раздобревший за прошедший год Ставрос уже накопил строевого лесу для острога. И все Илюхины люди, с ним самим во главе, едва приведя себя в порядок после долгого похода, принялись ставить город вокруг срубленных чернецами келий и церкви.

— То добре князь решил, — между взмахами топора поведал Головне местный рыбак Елисей Груздь, время от времени помогавший обители.

— Почему?

— Здесь погост, сюда оброки свозят, а мурманы да свеи прознали и повадились кажный год наведываться.

— А этот год были?

— Нет еще, но вскоре можно ждать.

Головня с таких вестей только за голову схватился и сколь мог, подгонял строителей и плотников. Быстроты ради ставили несколько башен-костров да между ними частокол, положив городни и прясла вкапывать по весне. И работы было столько, что не хватало и поры перевести дух да обозреть неведомую прежде ширь Студеного моря, величие сурового края. Ништо, сколь земли освоили, так и море освоим!

Мурмане пришли через месяц — сперва прибег на ёле Груздь с вестью, что на Конешном острове встали три лодьи.

— Лодьи большие, в каждй, почитай, полста оружных. Не иначе, сюда целятся.

— Как быстро будут?

— Завтра как море на заре вздохнет, с приливом и выйдут. Но, мыслю, что не раньше полудня догребут…

— А точно сюда? — переспросил Илюха.

— А куда ж еще? — Елисей удивился как-то весь, и лицом, и голосом, и телом. — Сюдотка, боле некуда. Вон тамо пристанут, где лодейное поле наметили.

— Почему там? — удивился такой уверенности Головня.

— Удобно и рядом, а за наволоком камни поливные, а с прочих мест далеко, все разбежаться успеют.

Как и сказывал Груздь, паруса показались ближе к полудню.

Гулко бухало сердце, разгоняя кровь — сейчас станет ясно, какой из Илюхи воевода, годится ли он на разряд или в бояры!

Еще с вечера, сразу после разговора с Елисеем, Головня прикинул, что от берега мурманам одна дорога — по ложбинке. Слева-справа, по наволокам, мешая проходу, лежал запасенный на городовое дело лес, туда и поставили пушки, как в Москве еще сказывал Басенок — вперехлест, две слева, три справа. У недостроенного частокола сделали завал из возов и сплоченных из горбыля щитов, за ним встали пищальники и ратные. Совсем уж позади, за кельями — крестьяне и монахи с дубьем да топорами.

— Эх, жаль, конных нет! — прерывисто выдохнул Затока. — Конными бы куда как весело потоптать!

— Смотри здесь, — хлопнул его по плечу Илюха и пробежался вдоль наскоро устроенной засеки, проверяя, как встали монахи, мастера и прочий невоинский люд. За своих-то он был спокоен — выдюжат, но какой ценой?

Лодьи тем временем ткнулись в берег, с них резво посыпались оружные, долетел звон железа. За бревнами слева-справа взвились дымки — пушкари калили пальники.

— Головы попрятали! — крикнул Затока, как только мурманы сомкнулись.

И точно, первым делом морские разбойники почали бить стрелами, но достали только двоих, кто вопреки приказу высунулся. А вот Аким в щели засеки успел свалить троих, причем выбирал в справе побогаче.

Высокий рыжебородый воевода в дорогом доспехе прокричал непонятное, следом заревел рог, плотный строй прибавил шагу. Косматые рожи, бешеные глаза, даром что щиты не грызут. Илюха, тяжело дыша, смотрел на приближающегося врага и поглядывал на вешки — не пора ли?

Но вот осталось всего пятьдесят саженей и Головня замахал насаженной на длинное древко тряпицей.

Дальше все пошло, как по писаному в книжице для рынд.

Слева в один голос бахнули пушки, вырубив в строю изрядную дыру. Свеи — или кто там они — замедлились, повинусяь окрику рыжеборожого, повернули на пушки. И тут жахнули три справа!

Когда ветерок малость разогнал едкий пороховой дым, Илюха отрешенно подивился тому, что натворила устюжская малая картечь — не сказать, чтоб половина, но добрая треть разбойников либо