Читать книгу - "Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева"

– Я не могу злоупотреблять вашим вниманием.

– А почему ты не на ярмарке?

– Мне сказали, что следует тщательно убрать кровать, и тогда я смогу присоединиться. Я не знаю, достаточно ли тщательно её убрала.

Карина как наяву увидела, как эта девочка очень тихо, очень медленно разглаживает складки на простыне. На пододеяльнике. Ой, нет, вот здесь ещё одна. И здесь. И здесь.

Гюрза вдохнул рывком.

– Пойдём, – позвал он девочку, – мы засвидетельствуем. Видишь этого? Он может, он гость.

Олеандр, которого, видно, ещё никто не называл «этим», двумя ладонями указал сам на себя и прижал руки к сердцу.

– И ещё кролики, – пробормотала девочка, – заболели.

– Так можно отнести к целителю, – сказал Гюрза. Он расстегнул ещё одну пуговицу на рубашке и в целом будто бы пришёл в себя. – Я помню, тут был…

– Нельзя, все идут на ярмарку.

Они все просто не умеют разговаривать с детьми. Пришлось спросить самой:

– И ты осталась с ними, то есть с кроликами, и поэтому не заправила кровать?

– Я никогда не заправляю её достаточно хорошо. А ты испортила забор. Теперь придётся все другие так же расписать.

– Ну нет, – сказала Карина, – распишем по-другому, будут разными. И что?

Инжир уже положил руку на калитку, но обернулся:

– Так мы идём к принцессе или исцеляем кроликов?

Гюрза вздохнул:

– Сначала кролики, потом принцесса. Одно и другое.

И все они втиснулись в кроличий загон. Кролики были очень маленькие и очень одинаковые. Гладкая бежевая шёрстка. Чёрные глаза. Ни пятнышка, ни одного уха короче другого. Носами еле дёргают. Все пухлые. Сидят и сидят на подстилке из травы, у стенки, в ряд. Как будто заготовки.

– Ну нет, – нахмурился Олеандр, – это перебор. Ладно ещё поправить человеческие линии…

– Угу, – сказал Гюрза, – людей можно выравнивать, а зверей нет, ну разумеется.

– Ах, людям всю жизнь расчерчивать на клеточки идёт на пользу, – отозвался Олеандр, – разве же нет? И люди могут воспротивиться. А эти…

Он взял на ладонь одного из кроликов. Тот чуть шевелил носом и почему-то был похож на жука. Жук тебя точно не слышит.

– Ну же, – сказал Олеандр, – очнись же, маленький друг. Ах… – и вдруг дунул кролику в лицо. Тот задёргал носом и ушами и прыгнул с ладони вниз. – Он голодный, какое непотребство. Я оживлю их всех, дитя, но кормить будешь ты, ибо мы в пути.

Девочка стояла молча. Это как когда спонсоры приезжают: что ты им объяснишь? Учишься хорошо? Ну да, стараюсь. Есть что-то, чего тебе хочется? Да, шоколада. А на самом-то деле хочется сидеть на крыше. И уехать куда-нибудь, и чтобы там никто не знал, что это ты.

– Их заберут, – сказала девочка наконец, – таких нельзя. Они теперь себя ведут неодинаково.

– Не заберут, – сказал Олеандр, – станут подарком. Я сам попрошу.

– Так не бывает.

– Тут тарелки по стопкам! – прокричал Инжир откуда-то с дальнего конца дома, чуть ли не из кухни. Непонятно, когда успел войти, и вот орал: – И по цветам, и по размеру! Фартуки с оборками! Можно я всё это разрушу вихрем?

– Не-а, – сказал Гюрза, – они потом всё соберут обратно. Сами дети. По щепочке. Полезно для душевного спокойствия.

Прямо над кроликами Карина нарисовала весёлую рожицу. Помаду бы сюда, жаль, не взяла. Да ничего она не взяла. Может, эту малявку хоть пощекотать?

– Благодарю вас, – сказала та, когда они все гуськом, пригибаясь, выбрались из сарайчика для кроликов. – Но все усилия напрасны.

Ну нельзя же так! Карина плюхнулась перед ней на корточки, стиснула плечи:

– Ты на ярмарку хочешь или нет, ну?

– На этой неделе недостойна слышать смех, – сказала девочка, – буду читать страницы. Я забыла.

Это они все тут такие? Как им дальше жить потом?

– Гюрза, мы что-то должны сделать!

– Да? Попробуй.

Инжир вышел из дома, куда его и заходить-то никто не просил, и расхохотался. А девочка закрыла уши руками.

Глава 8

Обычно, когда злишься, всё очень просто. Но здесь, среди капустных листьев и подсолнухов, не получалось закричать. Злость накатывала и пересыхала, не доходя до глотки.

– Тебя трясёт, – сказал Гюрза, – воды?

Ой, кто бы говорил. Вырвала свою руку из его – когда вообще они успели взяться за руки?

– И что? – спросила, по привычке пытаясь топать громче, надо было у них просить тяжёлые ботинки, а не простые босоножки на платформе; хотя на здешних-то дорожках так и так ничего не слышно. – И что, на каждый домик по ребёнку? И все вот так?

– Не по ребёнку, – сказал Гюрза, – не по одному. Я удивлён, что их на ярмарку пустили.

А спят они, наверное, сложив руки на груди. А в туалет по команде. В интернате суета ночная тоже не поощрялась, но кому было дело? Только если вдруг лоб в лоб столкнёшься по пути с дежурной воспитательницей.

– А вы там все сидите в замке, – сказала Карина и всё-таки пнула эту пыль. А, нет – песок! Подумаешь, процеженный, да наши мелкие таким играть побрезгуют. – Едите что хотите. А они тут в это время…

– Ну, положим, еда здесь не отвратная. Но в остальном…

– И что, и твой отец ничего не сделал?

– А что он мог?

– Меня же смог забрать. А, или я ему зачем-то там нужна, а эти нет, эти пусть себе смотрят в одну точку, наплевать на них?

– Ну конечно, – сказал Гюрза, – конечно, лучше было бы, если б я тоже тут остался, всем было бы веселее, да? Куда уж правильней!

А Карина ведь вообще не о том спросила. Как будто ей не всё равно, где там Гюрза остался бы. Он сжал кулаки. Так странно, что этот дурак, мокрый от пота, стоящий посреди дорожки и рвано дышащий, – вот этот же спокойненько наслал на неё сон. Брал за руку нарочно и случайно. Тайком отвёл в интернат.

– Друзья, друзья, – сказал Олеандр, – нам не следует сейчас выяснять, кто прав! Во всяком случае, если мы хотим видеть принцессу.

– Да, мы хотим, – ответил Гюрза и ушёл вперёд.

Как он здесь выжил вообще? Ладно, ладно, ладно. Сначала надо выяснить, что там с Сашей, а потом можно и одной сюда вернуться. Детей надо спасать поочерёдно. И Катька ещё…

На этот раз прутья ограды гнул Инжир – руками. Ничего, только зубы стиснул. Бывает, видно, что человек каждую перемену рвётся на турник, но тут ничего такого. Ну худющий. Ну жилистый.

– Что, ловко я? – он подмигнул. – Я творог по утрам ем. Слежу за собой.

Олеандр совсем по-человечески покачал головой. Заговорил о другом: