Читать книгу - "Проект "Сколково. Хронотуризм". Книга 2 - Татьяна Михайлова"

— Патрик, просыпайтесь. Нам немедленно надо поесть, а сначала выпить. И поживее, не заставляйте женщину ждать.

Сара уже собрала со стола грязную посуду, подобрала с ковра осколки разбитых тарелок и валявшиеся вилку и нож. Исчезла и покрытая пятнами скатерть — прямоугольный низкий стол покрывал новый, светло-серый кусок льняного полотна с вышивкой по центру. И откуда-то появились новые рюмки и столовые приборы, и даже тарелки были другие — не строгие, белые, а с красивым цветочным узором по краям.

— Вот, это все, что мне удалось найти. Немного, но, думаю, что для завтрака подойдет. — Сара отошла к двери кают-компании и со стороны полюбовалась на дело своих рук.

Павел уселся на диване и тоже смотрел на сервировку, на расставленные блюда с нарезанным сыром и копченым мясом и, украдкой, на Сару. А та, казалось, не замечала взглядов «Патрика» — она вернулась к столу, поправила складку скатерти и поменяла местами несколько тарелок. Потом хлопнула себя по лбу, тряхнула мокрыми от дождя волосами и выбежала прочь. Павел посмотрел ей вслед, затем снова на стол. Есть хотелось зверски, и хоть выбор блюд и небогат, но, для того чтобы утолить голод, этого хватит.

— Открывайте. — Сара со стуком поставила на стол перед Павлом запечатанную бутылку с виски и уселась на диван у противоположной переборки.

Пробка не желала поддаваться, и с ней пришлось повозиться. Сара с нетерпеливой улыбкой наблюдала за действиями Павла и постукивала по столу черенком серебряной трехзубой вилки. Неожиданно пробка сдалась, Павел наполнил обе стоящие на столе рюмки и поднял свою.

— Подождите, Патрик, ну что вы в самом деле! — Сара схватила свою рюмку, вытянула руку с ней через стол и легонько коснулась стеклянным боком рюмки Павла.

«Мне казалось, что это должны быть поминки. Похоже, что я ошибся».

Но возражать или говорить что-либо Павел не стал. Раздался тихий звон, Сара улыбнулась, откинулась назад и одним глотком осушила почти половину своей рюмки. Но тут же сморщилась, скривилась, зажмурила глаза и встряхнула мокрыми, даже не напоминавшими теперь былую прическу волосами.

— Надо поесть, я сейчас умру от голода.

Сара перенесла на тарелку ломоть копченого мяса, ловко разрезала его и принялась быстро жевать. Следом за мясом отправились остатки виски. Сара поставила рюмку на стол и, чуть приподняв тонкие брови, посмотрела на Павла. Тот намек сразу понял и быстро наполнил опустевшую посуду.

— Ешьте, Патрик, ешьте и пейте и ни о чем не думайте. Мы столько пережили за последние сутки, что заслужили эту передышку.

Сара, разделавшись с первой порцией мяса, потянулась за следующей. Павел тоже не устоял, голод заставил забыть об осторожности и о данном ранее себе обещании не прикасаться к еде. К тому же виски был настолько восхитителен, что все подозрения, страхи и даже усталость улетучивались сами собой. Его рюмка тоже опустела, чтобы вновь наполниться. «А почему бы и нет? Все закончилось, можно отметить это событие». Павел поднял свою рюмку и протянул ее через стол. Сара улыбнулась и ответила на приглашение — две посудины «поцеловались» с торжественным звоном.

Перебродивший ячмень и солод делали свое дело — стало тепло и легко, лампа под низким потолком загорелась ярче, а в глазах сидящей напротив женщины появились зеленые с золотом искры. «А этот Бриггс был не дурак, у него хороший вкус». Павлу на мгновение стало неловко перед сгинувшим в волнах Атлантики капитаном «Марии Селесты», но только на мгновение. Вы только посмотрите на его жену, она нисколько не опечалена потерей, ей хорошо и весело, она охотно пьет крепкий алкоголь и так же охотно, с аппетитом закусывает. Сейчас Павел словно увидел себя со стороны: на пустом неуправляемом корабле остались только двое. Впрочем, здесь есть еще и третий — дочь Сары Бриггс, но ее присутствие ничего не меняет. А эти двое — что они делают в кают-компании, на полу которой еще полтора часа назад лежали три трупа? Эти двое пьют виски, едят мясо и сыр, бригантина несется по волнам, а вся ее команда либо давно лежит на дне океана, либо мирно покоится в желудках акул. Картинка получилась жутковатая, попахивающая сюрреализмом. Хорошо, что здесь нет айсбергов…

— Сара, что вы будете делать дальше? — спросил Павел порозовевшую от выпитого Сару, но попытка проверить еще одно, уже последнее, предположение провалилась.

— Я? Даже не знаю… Хотите, я сыграю вам что-нибудь?

Сара вскочила с дивана, не забыв прихватить с собой полупустую рюмку с виски, и подбежала к пианино. Она откинула его пыльную деревянную крышку черного цвета и вытащила из-под инструмента низенький вертящийся табурет. Сара уселась на него, допила все, что оставалось в рюмке, и отдала ее Павлу. Затем задумалась на мгновение и положила свои тонкие, украшенные кольцами пальцы на клавиши.

— Правда, у меня пока получается не очень хорошо, Альберт всегда говорил, что он бы предпочел послушать кошачий концерт, чем мою игру, — кокетливо сообщила женщина и заиграла простенькую, незатейливую пьеску.

Да, покойный ныне Альберт Ричардсон был прав: слушать такое исполнение было невыносимо, даже после хорошей дозы выпитого. «Ничего, пусть бренчит. Может, от этого ей станет легче». Павлу удалось сохранить серьезное выражение лица и даже придать ему некоторую, подходящую моменту одухотворенность. К счастью, пьеска оказалась недлинной и мучения скоро завершились. Сара поклонилась слушателю и вернулась за стол. Но от порции виски отказалась, покачала головой и улыбнулась «Патрику». Павел улыбнулся в ответ и бросил быстрый взгляд на часы — до возвращения оставалось чуть больше сорока минут. «Надо как-то сказать ей». Но в одурманенную голову ничего путного не приходило. «Простите, дорогая, но я вынужден вас покинуть, мне пора домой. Нет, не в Австралию, в Москву. Но сначала я должен заехать в Сколково. Что такое Сколково? Да какая вам разница, дорогуша? О, кажется, началось, прошу простить меня» — нет, так не пойдет. Саре сейчас и без того не сладко, как бы с ней не приключилось что-то вроде припадка, когда она увидит, как «Патрик» растает в воздухе. Надо действовать мягче, ведь она останется здесь совсем одна, и помочь ей будет некому. А Сара должна позаботиться и о своем ребенке. Странно, что она ни разу за все это время не вышла, чтобы проверить, как там девочка.

Хотя нет, вот молодая женщина поднимается с места, выходит из-за стола и, кажется, собирается выйти. Но нет — Сара осталась на месте, она схватила со стола акварель с изображением клипера «Флайинг Клауд», прижала картинку к груди и закружилась в обнимку с ней, как в вальсе. И что-то напевала при этом себе под нос, но каждый раз, поворачиваясь лицом к Павлу, женщина смотрела на него пристально, даже чуть настороженно. Она словно ждала чего-то или не решалась что-то сказать — просто тянула время. «Она не выглядит убитой горем вдовой, на глазах у которой умер муж. На самом деле она чему-то очень рада, даже счастлива… Какая чушь лезет в голову… Черт, не надо было столько пить». Здравая мысль пришла в голову слишком поздно: качался уже не только пол под ногами, а также и переборки, и тяжелый стол, и пианино с открытой крышкой и длинным рядом черно-белых клавиш. На столе слабо тренькнули столкнувшиеся боками тарелки, опрокинулась пустая рюмка, из которой пил Павел, а его нож свалился на ковер.