Читать книгу - "Смутные дни - Тим Волков"

Сильвестр вдруг встал в стойку, ловко перекидывая финку из одной руки в другую…

А он опытный боец!

Впрочем… Патрон-то в патроннике…

Ну и тогда — делов-то!

Перехватив нож левой рукой, Иван Палыч сунул праву в карман пиджака… нащупал браунинг и, не вынимая пистолет из кармана, выстрелил…

Бандит схватился за грудь и, выпустив нож, повалился наземь… Доктор тут же бросился за липы… И вовремя! Один за другим прогремели выстрелы. Просвистели над головою пули.

Ну, вот он, второй! Кучер… Вот тебе и честность Сильвестра! Ни черта он не собирался проводить бой по честному, просто хотел, чтобы доктор вышел на простреливаемый участок — туда и нож кинул, чтобы выманить Ивана Павловича.

Тьма сгустилась… Доктор осторожно выглянул из-за липы… Выстрел!

Что же он, в темноте, что ли видит? Или просто бьет наугад… А-а, позади же свет — окно! Хорошо бы…

На улице вдруг послышался шум мотора… во двор завернула грузовик с солдатами! Завернул, и погасил фары…

А потом резко зажег…

— Господа бандиты, вы окружены! Предлагаю сдаться!

Прогремел усиленный мегафоном голос…

Петраков! Как же вовремя! Ну, слава Богу…

Когда все закончилось и кучера повязали, Иван Павлович вышел из укрытия и долго смотрел на бездыханное тело Сильвестра, не веря что тот мертв и все закончено.

* * *

Самовар пока что спрятали в комнате Анны Львовны, подальше от лишних глаз. Как сказала Аннушка — подарок должен быть сюрпризом. Ну, сюрприз, так сюрприз — есть не просит. А вот самому что-то захотелось! Тем более, скоро ехать на станцию — невесту встречать… Неплохо бы было позаботиться об ужине… или, хотя бы, взять что-нибудь к чаю. Баранки там, сушки, ситный… что есть…

Набросив пиджак, доктор спустился вниз, в залу…

— Эй, есть кто-нибудь?

— Я тут, Иван Палыч! — за стойкой возникла худощавая фигура Андрюшки. — Чего изволите-с?

— А что есть?

Подросток пожал плечами:

— Да шти вчерашние, постные, кисель… Могу яишню пожарить…

— А к чаю?

— Баранки-с! Но, такие, что не разгрызть.

— Ну-у… давай, пожалуй, яичницу. Но, не сейчас — позже.

— Иван Палыч… — Андрюшка вдруг шмыгнул носом. — Вы дядьку мово, Игната Устиныча, не видали?

— Ну-у… — задумался доктор. — Со вчерашнего дня не видал. А что?

— Да с обеда ушел на старое кладбище, могилку подкрасить. Так, с тех пор и не приходил.

Иван Палыч рассмеялся:

— Ну, мало ли… какие-то дела, заботы…

— А сейчас продукты привезут! — озабоченно прянул парнишка. — Дядька их самолично всегда принимает… Иван Палыч! Вы не сходите со мной до кладбища? Посмотрим дядьку, а? А то я один боюсь.

Честно говоря, доктору и самому давно хотелось полюбопытствовать — какого черта Феклистов забыл на старом кладбище? И ведь не раз уже туда ходит. Тогда, ночью, тоже туда шмыгал. Клад искал? Или, наоборот, закапывал? Андрюшка говорит — оградку на могилке красил. Почему сам? Что, не мог никого нанять?

А скоро, между прочим, уже и смеркаться начнет! Пора бы…

— Что ж, идем, Андрей. Глянем.

— Благодарствую, Иван Палыч! — обрадовано воскликнул парнишка. — Век не забуду!

С собой доктор прихватил револьвер, так, на всякий случай. На кладбище пошли пешком, не так и далеко было, да по пути тщательно оглядывали кусточки и прочие заросли. Мали ли, у трактирщика сердце прихватило или еще что?

Нет, никто на пути не попался, ни в кустах, ни в траве…

Впереди, за березами, показалась старая часовня, после знаменитого пожара игравшая роль основной церкви. Немного подновленная — не хватало денег! — она все же не могла вместить всех желающих, особенно — по праздникам, и было ясно, что все-таки придется строить новую церковь…

Подумав так, доктор про себя хмыкнул: скорее всего — не придется! Придут к власти большевики… И надо будет с ними что-то делать… как-то жить… А подумать об этом хорошо бы уже сейчас, заранее! Эх, жаль, ос знанием истории плоховато… Правда, уже сейчас понятно — то, что Аннушка член партии правых эсеров — это плохо. То, что она в Комитете — тоже плохо, а вот Совет солдатских и рабочих депутатов — очень даже хорошо! Ей бы еще к большевистской фракции примкнуть… так, на будущее…

— Эвон, Иван Палыч, тут напрямки…

Андрюшка показал на пролом в кладбищенской ограде… Все кругом заросло — чертополох, бузина, рябина — кресты на могилках давно покосились, да и прочие памятник выглядели неухоженными… Впрочем, далеко не все — некоторыми занимались.

— Игнат! — остановившись, позвал доктор. — Господин Феклистов!

Нет ответа… Лишь где-то рядом журчала река…

— Нехорошо, что у реки кладбище, — Иван Палыч осуждающе покачал головой. — Не подмывало еще?

— Люди говорят — было, — наморщил лоб Андрей. — Но, давно, до войны еще. О! Как раз на трехсотлетие Дома Романовых!

— Романовы… — хмыкнул доктор. — Никому уже и не нужны оказались. А ведь не прошло и полугода! Так, где говоришь могилка-то?

— Да вон! За мной идите…

Могилка располагалась у самого края кладбища, ближе к реки. Все — честь по чести: ажурный кованый крест, чугунная оградка. Все старое, с облупившейся от времени краской…

— Что-то не похоже, чтоб тут что-то красили… И следов никаких нет!

Иван Палыч осмотрелся:

— А это что за развалины? Вон, на обрыве…

— Наверное, чей-то склеп, — поморгав, пожал плечами Андрюшка. — Ой! Картуз! Иван Палыч, видите? Там, на ограде, у склепа…

— Ну да.

— Это дядьки мово картуз! Игната Устиныча!

— А ну, пошли-ка! Игна-ат! Господин Феклистов!

Тишина. Лишь река журчала…

Склеп располагался у самой реки, на обрыве, и выглядел уже основательно подмытым.

— Так! Андрей, давай осторожней тут…

— Ага…

Парнишка нырнул, казалось, куда-то под землю, скрылся из глаз…

— Андре-ей!

Из склепа вдруг показалось растрепанная голова:

— Иван Палыч! Тут… ноги…

— Ноги?

Доктор нырнул в развалины…

Склеп это был или что-то еще, однако, кирпичная кладка обвалилась, не выдержав подмыва… И обвалилась, судя по всему, совсем недавно.

Обвалилась и погребла под собой мужчину в справных яловых сапогах… с набойками из кожи от приводных ремней.

Феклистов!

Рядом валялись кирка и лопата…

— А ну, Андрей помогай… Только осторожно!

Полетели в сторону кирпичи и куски красной слежавшейся глины… минут через двадцать тело удалось извлечь… Но, конечно же, было уже поздно.

— Игнат Устиныч… Эх… — покачал