Читать книгу - "Ветлужцы - Андрей Архипов"

Лишь кузнецы немного заартачились, сказав, что привыкли отвечать за свой труд полностью, поэтому будут сами руду искать, сами ее жечь и сами проковывать получившееся железо, а на глаза покажут лишь готовый товар. Такого их гонора Николай обламывать сразу не стал, а дал старую крицу и попросил отковать немудреные ножи для проверки их мастерства. Те рады были стараться и через некоторое время, освоившись в местной кузне со своим инструментом, принесли готовые заготовки, присовокупив к ним от себя резные рукояти, взятые из старых запасов. Однако Николая, предвкушавшего объяснить суздальцам, что не стоит лезть со своим уставом в чужой монастырь, отодвинул в сторону Любим, раздосадованный излишней тратой угля и железа. Он оттеснил напарника в сторону, забрал еще теплые ножи себе и всадил их с размаху в бревно, обломав затем легким нажатием руки. После этого им обоим пришлось еще немного поводить пришлых мастеров по задворкам, рассказать про местную руду, предъявить готовые литые изделия, а потом отправить их к домне, показавшейся тем издалека языческим идолом. Узнав, что именно тут было заработано серебро, на которое их выкупили, суздальцы переглянулись, стянули шапки и поклонились в пояс Николаю, попросившись в обучение. Тут уж даже Любим горестно покачал головой, удивившись, как быстро те свели свою гордость на нет. Неужели, мол, довели людей до такого состояния, что не самые последние мастера готовы в ученики пойти? Или хотят секреты вызнать да на сторону податься, несмотря на заключенный при всем честном народе ряд? Как на волю их отпустили — шибко не радовались. Показали, что своих порядков не дадут устанавливать, — тоже проглотили, не морщась… Что за люди? Ну да ладно, время покажет… Не зазорно будет в подмастерьях побыть вместе со своими сыновьями, которых сами еще совсем недавно подзатыльниками награждали за неточный удар и сожженную одежду? Не будет ущерба для гордости? Ну, тогда принимайтесь за работу…

Тряхнув в очередной раз головой, чтобы разогнать явившиеся не ко времени воспоминания, Николай наконец соизволил оглядеть собравшихся коллег по строительству лучшей жизни в Болотном. Взгляд его при этом непроизвольно остановился и прошелся по ладной фигуре Фроси, угрюмо забившейся в угол и совершенно отстраненно уставившейся куда-то под стол. В конце концов, он даже одернул себя, чтобы другие не обратили внимания на столь сильную его заинтересованность, и переключился на остальных.

Фаддей лениво переругивался с Фомой, споря по поводу какой-то пустячной проблемы в возводимых им печах. Никифор что-то выговаривал Вовке, призывая его уделять больше внимания своим работникам, пока те совсем не отбились от рук. Тот вроде и соглашался, но постоянно пытался перевалить ответственность на отсутствующего Свару, как главу воинской школы, призванного, по мнению молодого мастера, следить за порядком на территории Болотного. Рядом с ним скромно присел на краешек скамейки Вышата, до сих пор чувствующий себя немного не в своей тарелке оттого, что его позвали на столь высокое собрание. Следом пристроился Любим, терпеливо ждущий, когда все прекратят разговоры и можно будет приступить к настоящим делам. Последним в списке, но не по значимости, был витающий в облаках Емеля, явно вспоминающий свою молодую жену, отчего на его лице блуждала глупая счастливая улыбка.

Свадьбу его отпраздновали на прошлой неделе, с питием, битьем посуды, подарками и даже мордобоем. В голове у Николая все это смешалось в кучу, помнил лишь, что Алтыш разнимал переругавшихся плотников, а Радимир все сокрушался, что не было возможности провести обряд венчания. Зато теперь появилась настоящая уверенность, что Емеля никуда из веси не денется, да и дядька его не вернется на родину при первой возможности.

— Так, братцы… и сестрички, перейдем к делам скорбным нашим, а? — призвал к всеобщему вниманию Николай. — Поскольку по повелению воеводы именно меня тут поставили отвечать за все дела ремесленные, то давайте начнем по порядку. Сначала о том, что надо доделать к зиме…

— Уж снег на землю пал седмицу назад, а ты все зимы ждешь, — проворчал Никифор, удобнее устраиваясь за столом. — Да и какие мы тебе братцы? Почтенные мастера и уважаемые всей вервью люди собрались за сим столом… Кха! — прервал сам себя староста, покосившись на пару юных созданий, пристроившихся тут же.

— Снежок как упал, так и растает, осень лишь половину своего срока исходила, — не растерялся кузнец и поправился: — В общем, до того момента, как студень в свои права войдет, надо нам решить множество вопросов…

— Ты бы попроще с нами как-нибудь… Слова зело мудреные, — съязвил староста, которого совсем не устроил ответ кузнеца.

— Никифор, я тебя прерываю на собрании копы, а? Дай хоть слово сказать!

— Молчу, молчу! Ваш же невоздержанный язык и передразниваю, коим вы суетесь во все щели… Молчу!

— Так вот… Первым делом нам надо закончить утепление механизмов у водяных колес, дабы работать с ними можно было, когда лед на Дарье установится.

— На Люнде…

— Про что ты, Фрося? — недоуменно поднял брови Николай.

— Местные ее всегда так называли, — отрешенно добавила та. — Это мы переиначили по-своему.

— Люнда… Хм, красиво, пусть будет так. Короче, Фаддей, надо полностью достроить лесопилку и сруб рядом с водяным колесом на правом берегу. Фома там печку поставит, чтобы работать и зимой можно было. Так, Фома?

— Коли морозов не будет, то поставлю. А может, нам этот сруб еще расширить? Для этих… меха-низмов? — споткнулся тот на названии. — Поставим туда твои…

— Станки токарные?

— Вот-вот, они самые… Зимой и соорудим их.

— Скажи лучше, Фома, что дранка из глины тебе жить спокойно не дает! — тут же встрял Фаддей. — На холоде ее не замешаешь, а в своем углу тебе жена работать не дает!

— Твоя тебя и вовсе к себе не подпускает, так что? А черепицу эту воевода обещал брать на дома общинные, а то и торговать ею.

— Мне, допустим, эта самая черепица лишь работы добавит. А тебе с этого какой навар? Что ты так носишься то с формами этими, то с черепками? — завелся старшина плотников, стуча ладонью по столу.

— Навар нормальный! — прервал спорщиков Николай. — Я об этом позже поговорить хотел, но раз уж разговор зашел… Сейчас вся работа и прибыль наша в общину идет. От нее прошедшие два года всем примерно поровну выделялось. Так, Никифор?

— По работникам, а на малых деток и стариков отдельный кусок, — согласно кивнул староста.

— Так вот, теперь почти в каждой семье монеты завелись, кто-то друг на друга смотреть стал косо, кто-то мечтает лесопилку поставить да окрестным отякам и черемисам тес продавать, а кто-то… короче, народ побойчее уже хочет из общины выделяться да своим умом жить. А дальше что? В конечном итоге там останутся лишь старые да убогие, а то, что мы с вами уже сделали, на части раздерут…

— Ты к чему речи ведешь свои, Николай? — заволновался Фома. — Из общины не отпустят?

— Решать будем скопом, как воевода вернется, на общем сборе. А пока мнение такое у него сложилось… Все, что весомую прибыль может принести, из рук своих наши общины выпускать не должны.