Читать книгу - "Ветлужцы - Андрей Архипов"

Звезды… сияющие своей первозданностью на ярком ночном небе, звезды… не отпускающие от себя брошенного вскользь взгляда, звезды… зовущие, манящие, кружащие тебе голову кажущейся близостью. И звуки… Шорох перекатывающихся камней, обтачивающих друг друга под мерными толчками набегающих волн. Шепот воды, стремящейся вернуться обратно в свое лоно после того, как были исследованы все блестящие голыши на прибрежном пляже. Доносящийся из степи стрекот цикад, облепивших понурые ветки засохшего кустарника. Их пение изредка прерывается порывами теплого ветра, который немного приглушает звук, исходящий от этих сладкоголосых крылатых созданий. Хруст гальки под чьей-то неосторожной ногой. Ночь, типично крымская ночь на восточном побережье полуострова и сухой ветер, облизывающий вершины взгромоздившихся вокруг скал.

И шепот, опять этот еле слышный шепот… нет, это не тихий плеск прибрежных волн. Кажется, что кто-то пытается достучаться до тебя, уютно устроившегося среди бескрайней благодати южной ночи. Спина опирается на нагретый жарким днем валун, а рука подпирает подбородок, не позволяя ему опуститься, следуя примеру слипающихся век.

— Эй, Николай! Коля, ершом твою медь, как ты сказывал давеча! Да ты спишь, что ли? — донесся издалека мерзкий скрипучий голос, выдергивающий сознание на поверхность обыденности.

— Тш-ш-ш… Чего ты разорался, Никифор? — Радужная пелена сна окончательно разорвалась под прикосновениями шелестящих букв, пронзающих бесконечную размерность окружающего пространства своими резкими звуками. — Не видишь? Уснул он, намаявшись за весь день, пока мы тут собирались да лясы точили!

Широкие волны света захлестнули меркнущие картинки через чуть приоткрытую щелочку век и ворвались в мозг очищающими потоками свежести.

— Ох, приснится же такое… — Широкий зевок был задавлен крепкой ладонью в зародыше, и кузнечных дел мастер сразу же попытался оправдаться за навалившуюся на него дремоту. — Вы, мужики, меня простите… Устал.

— Вот-вот! Нахватал дел невпроворот, тебя и сморило. Может, поутру нам наведаться, а?

— Нет уж… — попытался стряхнуть с себя остатки сонных оков Николай, нарочито говоря громче. — Завтра будет некогда, да и световой день жалко терять. — Скованность сразу куда-то ушла, оставляя в сознании лишь бесконечный поток повседневных забот, заполнивший до предела рабочий день мастера. «А что? Сам виноват, что взвалил на себя такую груду дел! Пора уже их на другие плечи перекладывать. А для этого… Для этого надо подвести некоторые итоги уходящего года и раздать всем сестрам по серьгам… То есть каждому свой участок работы», — все-таки вклинились непрошеные мысли. Николай тряхнул головой и огляделся вокруг, пытаясь понять, собрались ли все, надо ли подождать кого-нибудь еще из главных ветлужских мастеровых людей?

Сбор был назначен в одной из самых больших комнат школы, где в обычное время эти самые мастера столовались вперемежку с проходящими воинское и трудовое обучение подростками. Одну треть комнаты занимала русская печь, привалившись к которой Николай и задремал. Обычно тут стояла суета, мелькали силуэты хозяек из тех полутора десятков семей, которых перевезли из-под Суздаля, доносился многоголосый гомон и визг их многочисленных чад, а теперь…

Стоило кому-то из мастеровых заикнуться о том, что нужно вести себя потише, как на втором этаже школы, где и расположили суздальцев, наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь еле слышным скрипом половиц, когда кто-то по коридору выходил «до ветру» с посещением местных достопримечательностей. По крайней мере, так называли эти строения с легкой руки Николая, который в свое время и заказал их возведение сразу по приезде новых жильцов, резонно предположив, что иначе все окрестности в скором времени будут загажены. Удобства представляли собой два отдельных, несколько массивных сооружения, чей размер объяснялся тем, что на них было легче потратить негодные для распиловки бревна, чем драгоценный запас досок. Суздальцам да и всем остальным такое было немного в диковинку: все привыкли делать свои дела на природе либо по холодку в хлеву у скотины. Однако крупной живности в округе не наблюдалось, как и крытых помещений для скота, а палец «нового хозяина» недвусмысленно показал, где надо справлять свои естественные потребности и кто там должен убираться.

Недовольство, если оно и было, не высказывалось, суздальским мастеровым хватило одной проверки Николая на прочность. На второй день по приходе в Болотное они пришли к нему и слегка возмутились, что, по слухам, именно он не разрешает им взяться за постройку своих изб. Николай лишь крякнул, оглядев с головы до ног вчерашних забитых холопов, и спросил, в какие сроки новоявленные строители собираются уложиться, где и за чей счет собираются брать лес и кто их будет в это время кормить? В ответ он получил лишь суетливое чесание в затылках и настороженные взгляды в небо, которое как раз заволокло тяжелыми осенними тучами, явно несущими затяжной проливной дождь. А что еще мужикам оставалось? Волю-то им дали, да кому она нужна за тридевять земель от родной сторонки, без пропитания, скотины и кормов для нее? С другой стороны, что теперь делать во взрастившей их Кидекше, да и кто их туда повезет? Оставленное хозяйство им уже не принадлежало, а с собой тиун разрешил взять лишь одежду да инструменты, сказав, что за иное заплачено не было.

В итоге, немного полюбовавшись с мужиками пасмурным небом, Николай сжалился над ними (да и не хотелось ему лишний раз злить ни в чем не повинных, кроме своей недальновидности, мастеровых) и поведал, что все у них будет, но не сейчас, а по весне. Выделят зимой лес под избы, поделятся кирпичом для печей, дома помогут поставить, лишь бы они ряд свой исполняли прилежно. А пока вот вам наполненный до отказа погреб с репой и капустой, зерно, складированное в отдельной пристройке, второй этаж бревенчатого здания под жилье, которое придется довести до ума. Как говорится, в тесноте да не в обиде…

— А что еще надо? Ах, еще что-нибудь в рот закинуть? — все-таки не сдержал тогда своего ехидства Николай. — За молоком, яйцами и прочими съестными вещами невозбранно ходите к старосте в соседнюю Сосновку, там в очередь к вам будут становиться, чтобы потом получить за все это железо, кирпичи и тес. С вас же требуется все это произвести и поделиться с другими, а по весне сами увидите, захотите ли своим домом жить… Да понятно, что захотите, но по крайней мере уже поймете, чем люди тут живут и как вам нужно обустраиваться. Сколько брать еды можно? Чтобы сытыми быть, но… особо прожорливые в два раза больше работать будут. Шучу, шучу… Кормить всех одинаково будут, кроме вас тут еще несколько десятков человек столуется из воинской школы. Кто будет? Ваши бабы и займутся этим, а что им еще делать, коли за своим хозяйством приглядывать не надо? Чада ваши? Кто подрос, тот в школу ходить обязан, воинскому делу обучаться, писать, читать, а также трудовую повинность отрабатывать по мере своих сил. Оплачиваемую, заметьте… Все, все, хватит! Все остальные вопросы к Фросе — она тут за главную, ее и слушайтесь. Что ты говоришь, почтенный? Бабе невместно подчиняться? А ну-ка, Фросюшка, ходь сюда! Э, э, мужики! Что это вы в стороны подались? Убежать решили или вопросы кончились?

Разбежаться суздальские, конечно, не разбежались, мастеровые цену себе знали, хоть и подточено было их самомнение последними лишениями, но ощутимо подались назад. Запечатлев в своей голове столь благостную картину, Николай с вежеством поклонился заполнившей половину окружающего пространства Фросе и попросил ее взять этих мужей на свое попечение — мол, пропадут совсем без ее заботы, после чего оставил растерявшихся суздальцев на растерзание главному человеку Болотного. Как уж дальше она их вразумляла и наставляла, он не спрашивал, но с той поры особых проблем с ними не было. Мужики оказались работящими и толковыми. Воля, еда, тепло и его обещания показались им лучшей долей, чем последние нелегкие годы на отчизне, так что домой никто не рвался. Плотников Николай поставил под руку Фаддея, и те сразу принялись достраивать школу и избы в Сосновке, а гончары под руководством Фомы начали там же выкладывать русские печи.