Читать книгу - "Рокси - Джаррод Шустерман"

— Я знаю, это твои любимые, — говорит он, чуть запинаясь.

Айзек в три укуса уничтожает батончик, внезапно обнаружив, что страшно голоден. Затем достает из пакета красную лакричную пастилку.

Рики тоже достает лакричку, но не ест, а лишь смотрит на нее.

— Помнишь, когда мы ходили в кино, вы с Айви постоянно ссорились из-за этих лакричек? А если родители покупали нам черные вместо красных, мы швырялись ими в зрителей на передних рядах.

Рики вытаскивает несколько тягучих желейных червяков.

— Помнишь, в начальной школе мисс Абогадо давала их тому, кто побеждал в викторине? И они всегда доставались тебе.

Айзек улыбается вымученной улыбкой:

— Пока сласти в качестве поощрения не были запрещены. — Он перекусывает одного червя напополам. Жевать вязкую тварь больно, но, кажется, это хорошая боль. — Да и не такие уж они вкусные.

— Ты всегда говорил, что у них вкус победы. И всегда делился со мной, потому что я их никогда не получал.

— Да уж, меритократия — мерзкая штука.

— Считай, что это услуга за услугу, — говорит Рики. И внезапно до Айзека доходит, что друг выбрал сласти не как попало и даже не потому, что они его любимые. С каждой из них связано определенное воспоминание. Рики все продумал, все учел, ничто не оставил на волю случая. Это подарок с глубоким значением.

— Абстиненция — это недостаток эндорфинов, — объясняет Рики. — Клетки мозга так привыкают к наркотику, что не могут без него работать. Сейчас твои мозговые клетки начинают выключаться.

— И сахар помогает… — соображает Айзек.

— На короткое время, но да, помогает. Эндорфины — гормоны удовольствия. Классная штука. — Рики набирает в грудь побольше воздуха. — Не знаю точно, в чем твоя проблема, но догадываюсь. В любом случае, тебе, кажется, нужно сейчас отремонтировать целую кучу мозговых клеток.

— В мозгу среднего человека сто миллиардов нейронов, — сообщает Айзек.

Рики издает приглушенный смешок:

— Мы не на викторине, бро! Но ты понял.

Мгновение теплоты проходит, и оба оказываются наедине с холодной реальностью.

Айзек серьезнеет, а затем спрашивает:

— Что, так заметно?

— И да, и нет. Красные флаги видны, только если умеешь смотреть. Сначала я заметил перепады в твоем настроении. Потом ты просто начал пропадать. А каждый раз, когда я видел тебя, ты, можно сказать, спал на ходу. Но самый верный признак — это что зрачки у тебя все время сужены. — Рики указывает на красные пятна на руках Айзека: — Потом я еще немного покопался и узнал, что раздраженная красная кожа — тоже верный признак. Наверное, я единственный из всей нашей компании, кто догадывается. Но я никому не рассказал.

— Не надо! — просит Айзек, хватая друга за запястье. — Пожалуйста, не надо!

— Победи эту гадость, и мне не придется никому рассказывать, — произносит Рики. То есть не говорит ни да, ни нет.

Между друзьями устанавливается взаимопонимание, и Айзек больше не чувствует себя неловко. Даже чуть-чуть легчает на душе. Теперь у него есть страховочная сеть. Неприятно, что приходится ставить Рики в такое положение, но уже ничего не изменить. Заметив, что все еще держит руку друга, Айзек выпускает ее. На запястье Рики видны белые отметины — так крепко Айзек стискивал его. Но друг не жалуется.

— Я еще загляну, — обещает он. — Но чтобы твои не догадались, прикинусь, будто принес домашку.

Рики уходит, закрывая за собой дверь. Айзек запускает пальцы в пакет и медленно ест конфеты, стараясь насладиться воспоминанием, связанным с каждой из них.