Читать книгу - "«Флоту – побеждать!» - Вячеслав Коротин"

Первым повернул на назначенный курс «Ретвизан», через полминуты то же сделал «Цесаревич», а подождав еще столько же, начала поворачивать и «Победа». Во время изменения направления движения огонь, конечно, пришлось прекратить, но как только три русских броненосца легли на боевой курс, пристрелка по все более и более отстающему «Сикисиме» стартовала.

«Цесаревич» практически не обстреливался с самого начала боя — корабли противника предпочитали бить сначала по «Ретвизану», а потом по «Победе» с «Пересветом». Так что для комендоров броненосца это было не сражение, а просто именины сердца — знай себе аккуратненько определяй дистанцию до «Асахи», пристреливайся, когда чужие всплески не мешают, и открывай беглый огонь всем бортом. А тебе никто не мешает. Никто и ничто. Ни всплески вражеских снарядов, ни их взрывы на твоем корабле, ни дым пожаров — полигон да и только…

— Адмирал поднял сигнал «Иметь шестнадцать узлов», — крикнул сигнальщик.

— Думаю, что сможем, — пожал плечами командир броненосца и немедленно продублировал приказ Макарова в машину. — А вы, Дмитрий Всеволодович, я думаю, уже можете начинать всем бортом.

— Ждал только вашего приказа, — весело отозвался старший артиллерист лейтенант Ненюков и немедленно стал передавать в орудийные башни соответствующие указания.

«Цесаревич» снова загрохотал всем бортом, к нему присоединился и «Ретвизан», а еще через минуту подала голос «Победа». Расстояние до «Сикисимы» составляло уже двадцать два кабельтова и стремительно сокращалось. Японский броненосец засыпало снарядами, вокруг него стоял лес из всплесков, а на борту постоянно отмечались разрывы. На такой дистанции облегченные русские бронебойные снаряды прошивали уже почти любую броню…

Кормовая башня «Сикисимы» продолжала бить по «Победе». Только что в нее подняли очередную пару снарядов — белый с красной полосой (бронебойный) для левого орудия и коричневый с желтой (фугасный) для правого. Прибыли и кокоры пороховых зарядов. Но как снарядам, так и зарядам не удалось нанести хоть какой-нибудь ущерб ненавистным гайдзинам — двенадцатидюймовый привет с «Цесаревича» прошиб броню башни, ударился в противоположную ее стенку, отскочил, упал на палубу… Замедлитель догорел… Взрыватель сработал…

От взрыва сдетонировали оба «родных» снаряда. Если в весьма ограниченном пространстве башни взрываются три двенадцатидюймовых, то, разумеется, там не остается не только ничего живого — даже просто органических веществ остается ничтожно мало. Огнем и дымом выбросило из амбразур, крышу наполовину выдрало и загнуло как у полуоткрытой консервной банки, но в погреба боезапаса огонь не проник.

— Во мудрена мать! — ошалело пробормотал наводчик носовой башни «Цесаревича» Галузо, наблюдая «фейерверк» на юте вражеского корабля. — Вашбродь! Неужто это мы его так?

— Мы, — отозвался из-под командирского колпака мичман Сполатбог, не особо скрывая свой восторг от столь удачного попадания. — Сам видел, как наш снаряд в этого гада угодил. Давай, братцы, заряжай! Утопим макаку к его японской матери!

* * *

«Якумо» и «Асаме» пришлось лихо. После того как линию покинули «Ниссин» и «Адзума», по двум оставшимся со всей широтой щедрой русской души лупили аж целых три броненосца. Причем это была тройка лучших во всей артурской эскадре в плане артиллерийской подготовки. Два оставшихся в строю японских броненосных крейсера стало достаточно быстро засыпать сталью и взрывчаткой русских снарядов. А покидать кильватер без приказа было недопустимо. Ясиро и Мацути, видя, что противник пристрелялся, пытались разрывать дистанцию, отворачивая с генерального курса, но их оппоненты Яковлев, Эссен и Успенский достаточно быстро парировали эти маневры, действуя по принципу старого артиллерийского анекдота:

— Что вы сделаете, если ваша пушка даст недолет?

— Прикажу передвинуть ее вперед.

То есть, увидев, что противник отворачивает, русские броненосцы отвечали коордонатом на коордонат и достаточно уверенно держали оба японских крейсера в накрытиях. Те горели, все более вяло огрызались из своих орудий, но продолжали держать курс, следуя за броненосцами Того. Приказ адмирала к отступлению оба командира японских «недоброненосцев» восприняли как счастливое избавление. Не пытаясь следовать в кильватере за главными силами, «Асама» и «Якумо» стали отворачивать от русских вдруг. Тем более что скоро можно было соединиться с отрядом «подранков», которые уже вел за собой «Ясима» несколько севернее. Почти удалось…

Двенадцатидюймовый с «Полтавы» пробил верхнюю и батарейную палубы, пролетел вдоль броневой и через дымоход проник в котельное отделение «Асамы». Незваный «гость» повел себя совершенно по-хамски — взорвался. Осколки пробили стенки котлов, и те последовали примеру «визитера». Перегретый пар разорвал стальные оболочки, удерживающие его в конкретном объеме, на куски различного размера и мгновенно заполнил собой все доступное пространство. Те, кто еще секунду назад были людьми, превратились в куски вареного мяса. А вырвавшаяся на свободу газообразная вода на этом не успокоилась — разорвав переборки, она ворвалась в соседние котельные и машинные отделения… Описывать подробно не стоит… «Асама» полностью утратил ход.^[9]

И, не отвлекаясь на удирающего полным ходом «Якумо», отряд Ухтомского начал множить на ноль «отца-основателя» японских броненосных крейсеров. Все командиры броненосцев прекрасно помнили наставления командующего флотом: «Подранков — добивать!»