Читать книгу - "Земский докторъ. Том 1. Новая жизнь - Тим Волков"

Господи, да что же они тут все пьют-то? Так от такой кислой жизни, пожалуй — запьешь! Хотя, если это реконструкторы-реконы, то… А, если не реконы? Если взаправду все?

Стоп! А ну-ка, Артем Андреевич, раньше времени не паникуй! Что за настроения такие? То церковь, то кабак… Прямо сказать — упадничество какое-то! А ну-ка, гляди веселей. Что бы ни случилось.

Что же касаемо сложившейся ситуации… Так уже очень скоро все должно проясниться. Не может не проясниться… Ту же Аглаю расспросить. Она вроде ничего, адекватная. Эх! Аглая… Пол немытым показался… Обидел девчонку-то… Не хорошо получилось.

Во дворе уже никого не было — разошлись. И правильно — чего тут ошиваться?

Войдя в больничку, молодой человек первым делом навестил пациентку. Та дышала ровно, спала… Никакого жара не было. Впрочем, делать выводы рановато еще.

Где же, интересно, Аглая? И вообще, кто она такая-то? Ведь именно с нее и началось все это… к-хм приключение. Она разбудила. И кто такой этот… Иван Палыч? В котором он, Артем… Господи-и… Да как же разобраться-то? Разобраться и не сойти при этом с ума…

Усевшись на колченогий стул, Артем обхватил голову руками и глухо застонал. Стонал, и не слышал ни чьих-то легких шагов, ни изумленного возгласа. Потом на столе что-то звякнуло — доктор и этого не услышал. Лишь громкий голос вернул его к жизни:

— Иван Палыч, миленький! Гляжу, плохо вам?

Аглая!

— Ой… — тряхнув головой, доктор несколько смутился. — Хочу извиниться, Аглая… ну, за пол… и за то, что…

— Да полноте вам, Иван Палыч! — со смехом отмахнулась девчонка. — Ну, накричали — бывает. Эвон, служба-то ваша — не мед. А я вот вам штей принесла и пироги.

Проворно развязав выставленный на стол узелок, Аглая расставила перед доктором принесенную снедь: накрытый крышкой чугунок с супом (вот что звякало-то!), краюху ржаного хлеба, пироги, вареные яйца…

— Вкусные шти-то — с солью! Правда, без мяса — с полбою. Так седни ж постный день! А пироги — с капустой. Вы их вчерась хвалили.

— А…

— А! Поняла.

Девушка отворила дверцу шкафчика, вытащив оттуда жестяную миску с ложкою и столовым ножом.

— Кушайте на здоровье, Иван Палыч! Живицы-то у вас маловато осталось — на нервах сгорела вся. Вот и подкрепитесь!

— А ты?

— А мы дома уж поснидали.

— Ну, спасибо что ли, — парень растерялся, глядя на накрытый не богатый, но вкусный стол. В животе предательски заурчало — со смены еще ничего не ел. — Спасибо, Аглая.

— Ну уж… что уж…

Девушка явно застеснялась, зарделась вся.

— Пойду на улицу, подышу. Кушайте!

Вскинувшись, Аглая обернулась вдруг на пороге:

— Ой… Чуть ведь не забыла, дуреха! Газетку свежую вам принесла почитать! Как вы любите. Пристав седни из города приезжал — привез, у старосты деда Фелисея оставил. Так я заглянула, забрала — а то ить Фелисей-то быстро ее скурит. На махорку свою изведет! Мужики — одно слово.

Вытащив из-за пазухи слоенный вчетверо желтоватый листок с убористым газетным шрифтом, девушка довольно улыбнулась.

— Кушайте. Читайте! Да только не зачитывайте. Анна Львовна, учительша, тоже просилась почитать. Так я ей потом отнесу.

«Анна Львовна… учительша… — разворачивая газету, про себя повторил Артем. — Что же, здесь и школа есть, верно. Та-ак, интересно, что пишет пресса?»

«Провинциальныя ведомости» — ударило по глазам название.

И тесты шли странные — с «ятями», с твердыми знаками…

А заголовки какие!

— «Прорыв генерала Брусилова!», «Речь председателя Государственной думы господина Родзянко», «Г-н Милюков призвал к войне до полной победы!», «Исторический визит Его величества государя Николая Александровича на позиции»…

Это что еще за ретро?

И дата выпуска есть: 12 сентября 1916-го года…

Артем едва щами не подавился — ничего себе, свеженькая! Хотя…

Его словно ударило током.

Не думая, что будет выглядеть глупо, Артем выскочил на крыльцо, крикнул:

— Аглая, золотце… у нас день сейчас какой?

— Так пятница ж! Постный.

— А число! Число какое?

— Так пятнадцатое… вроде бы… Ой, можно в численнике посмотреть…

— А год… год какой?

— Ох, Иван Палыч, Иван Палыч… Заработались вы. Вся Живица ушла…

— Ну, Аглаюшка!

— А-а! Меня проверяете! Думаете — дурная совсем дурочка?

— И вовсе ничего я такого… Да скажи уже, не томи!

— Так, какой и есть… Шестнадцатый. Одна тыщща девятьсот… Э-эх, Ива-ан Палыч…

Глава 3

Шестнадцатый… Одна тысяча девятьсот…

Это получается… лет за семьдесят до его рождения?

Артём замер на крыльце. Не реконструкция, не сон, не галлюцинация. Он попал в прошлое. В 1916 год. Догадка, которую он гнал от себя, цепляясь за любую рациональную соломинку, теперь врезалась в него, как тот кирпич в затылок. Все верно. Его убили те отморозки и он каким-то образом попал в прошлое.

«А разве такое возможно?» — сам себя спросил Артем.

И тут же задал встречный вопрос — а кто из живых вообще знает, что происходит с теми, кто умер? Может, они как раз и перемещаются сюда, в прошлое?

Сердце заколотилось быстрее, в горле пересохло, а газета выпала из рук, упав в грязь у крыльца. Он не стал её поднимать.

— Нет… — прошептал Артем, отступая назад, пока не упёрся спиной в стену домишки. Дерево было холодным, влажным, но он не замечал. Ноги подкосились, и он медленно сполз вниз, оседая на корточки. Руки дрожали, пальцы вцепились в волосы — чужие, жёсткие, не его. — Нет, нет, нет… Это не может быть правдой.

Он закрыл глаза, пытаясь отгородиться от мира, но реальность не исчезала. Далёкий лай собак, скрип телеги где-то на улице — всё было слишком настоящим. И запах. Пахло навозом.

«В городе так не пахнет», — подумал Артем. В городе пахнет гарью, выхлопными газами, резиной, перегреты асфальтом. Не так, как здесь.

Он ударил кулаком по земле, и грязь брызнула на сапоги, которые принадлежали этому проклятому Ивану Палычу. В груди закипало что-то горячее, яростное, рвущееся наружу. Гнев. Какого чёрта он здесь? Почему? Кто это устроил? Это несправедливо, это неправильно, это… невозможно!

— Господин дохтур! — голос, хриплый и настойчивый, вырвал его из оцепенения.

Артём поднял голову. Перед ним стоял крестьянин — невысокий, коренастый, с клочковатой бородой и глазами, полными тревоги. На нём была заношенная рубаха, подпоясанная