Читать книгу - "Шарлатан - Квинтус Номен"

при брожении березовым же сиропом), или из яблок — но и тут в работу брались только дички из лесу, поскольку «свои» яблоки люди все же в качестве еды запасали. Ту же пастилу делали, или просто сушили в огромных количествах. И хранили высуженные яблоки (и грибы) просто на чердаках, а когда я спросил бабу Настю, почему запасы всякие вредители не уничтожают, она, с доброй, как обычно, улыбкой сказала, что «на чердак вредителям ходу нет». И в очередной своей сказке рассказала, как в деревне такие дома строят, в которых чердаки всегда «чистые».

Дом здесь строился обычно два года. В первый год заготавливали сруб и ставили его «на усушку», и отдельно готовили «пропитку» для нижних венцов: про какие-то каменные фундаменты в деревне никто и не слышал. А на второй год сруб уже ставили на место и даже крышу (драночную) над ним ставили, но в доме еще жить было нельзя. А все второе лето тратили на подготовку чердачного утеплителя, который только уже поздней осенью на место клался. И только после того, как утеплитель был уложен и поверх него настелены доски чердачного пола, в дом можно было въезжать. А вот раньше въезжать было нельзя: «жилой дух» как раз и приманивал всяких вредителей, а вот вывести их после этого становилось исключительно трудно.

И я понял, почему дом, выстроенный больше ста лет назад, так и стоит, ничуть не сгнив: у нас мало что нижние венцы были из лиственницы сделаны, так их еще и обработали правильно. В качестве основного «реактива» для пропитки бревен использовался отвар обычной махорки, и махорка же применялась в качестве чердачного утеплителя. А в результате и в бревнах всякие древоточцы и грибки не заводились, и на чердак не лезли ни насекомые, ни мыши. Но чтобы построить дом, махорки требовалось ну очень много, так что на второе лето строительства застройщик вообще жил «милостью соседей», так как у себя он одну лишь махорку в этот год и выращивал. Собственно, эта «традиция» и была основной причиной, по которой деревня за сто лет не выросла раз в десять: мало тут домов строилось, а любой новый дом «в графике строительства» появлялся лишь по согласованию со всеми соседями, которые заранее готовились «застройщика» кормить целый год…

Кстати, в амбарах каждый год летом полы и стены отваром махорки обрабатывали, а вдоль стен на полу были сделаны дощатые желоба, в которых тоже махорку насыпали, и эту махорку каждый год меняли на свежую, поэтому, вероятно, и зерно в них лежало ни мышами, ни жучками не пожранное. Знал все же народ, как продукт обезопасить, и знанием пользовался. Я еще во время бабынастиного рассказа подумал, что про махорочный утеплитель я что-то где-то уже слышал: вроде такой же в Московском Манеже применялся — но мысль эта лишь промелькнула в голове на мгновенье и пропала. Понятно, почему пропала: когда тебе год с небольшим, как-то о постройке своего нового дома думать и рановато. Хотя дома — они ведь разные бывают.

В сентябре поспел подсолнух и женщины в доме его с огорода быстро собрали. Подсолнухи на огородах в деревне все выращивали, а еще немного подсолнухов сажали на поле за деревней — но и там им сильно не увлекались. А в деревне обычно под подсолнух занимали с сотку огорода, и причина мне была понятна: семечки тут использовались в основном для добычи масла, а масло все же не ведрами на кухне тратится. В деревне у многих были свои собственные прессы для выжимки масла, небольшие (и почти у всех — «самодельные», то есть их на заводе главы семей для себя делали), винтовые. И работали они просто: в них засыпались прожаренные семечки (очищенные, конечно), кто-то крутил ручку (такую же, как на мясорубке), и из носика с другой стороны вытекало масло. А когда ручку крутить становилось уже невмоготу, ее крутили уже в другую сторону и когда пресс «открывался», из него вытаскивалась «таблетка» жмыха, после чего процесс повторялся. Все вроде просто, но не настолько просто, как людям хотелось: масло это, если его тут же в ледник не поставить, где-то через месяц прогоркало. В подполе оно прогоркало месяца через два, в леднике могло и до весны продержаться Оно и понятно: из пресса масло выходило мутное, в нем и остатки семечек были, и, что портило масло больше всего, фосфолипиды. Которые, кстати, в воде очень неплохо вроде бы растворяются…

Масло у нас дома по очереди давили все взрослые женщины, кроме бабы Насти, конечно. Ну и я бросился им помогать: после крупорушки на семечках все же иногда оставались части шкурок, и я аккуратно их от семечек отрывал. Так себе помощь, но все же помощь, так что никто против нее и не возражал. Но я-то не просто так помогать бросился, появилась у меня задумка…

Масло из пресса собиралось в большую миску (по мне — так в небольшой тазик), а затем его через воронку разливали по бутылкам. И я, дождавшись, когда тетка Настя (не баба Настя, а жена дяди Николая) куда-то отошла, налил в очередную бутылку примерно на три четверти свежеотжатого масла, затем налил в нее полкружки воды (мне ее как раз тетка Настя и подарила на первый день рождения), заткнул бутыль пробкой и начал ее трясти изо всех своих «годовалых» сил. Тряс долго, ровно до тех пор, пока в баню, где все это происходило, не зашла уже баба Настя:

— Что же ты делаешь, ирод ты окаянный!

— Масло мою, — о том, что я воды в бутылку долил, она еще не знала.

— И чем ты его моешь? — рассмеялась бабуля.

— Водой, чем еще-то? Ты же мне, когда я испачкаюсь, водой руки и ноги моешь, и лицо водой, потому и масло я водой мою.

— Дурачок! Как можно масло водой мыть? Оно же жидкое! Руки-то твои не жидкие, их вымыть нетрудно…

— А масло мыть трудно, потому что жидкое. Но если долго его так трясти, то оно отмоется.

— И вся грязь в нем же и останется.

— А не останется: вода с грязью вниз уйдет, а чистое масло вверху останется.

— И когда вода уйдет?

Я поставил бутылку вниз пробкой в свою корзину (не «навозную», мне отец для грибов уже другую сплел):

— Завтра уйдет. Только надо это в загнеток поставить: в тепле масло жиже становится и быстрее