Читать книгу - "Дикие - Рори Пауэр"

— Я не понимаю…

— Да бросьте. — Я отступаю на шаг, пропуская вперед Риз, чье лицо светится холодным предвкушением. — Между нами, девочками. Можете не стесняться.

Директриса молчит, и Риз кивает.

— Тогда я скажу, что я думаю. А думаю я, что вы все это время собирались сбежать. Что вы с самого начала продумали план отступления. На случай, если нас не вылечат, верно? Но они бросили вас, и поэтому вам понадобилась я.

— Все было не так.

— Так объясните нам, как все было.

— Мы еще несколько лет назад поняли, что что-то происходит, — запинаясь, начинает директриса. — Зимы становились теплее, а ирисы цвели круглый год, и они попросили — я имею в виду Кэмп-Нэш, флот и ЦКЗ — они попросили разрешения провести на острове пару-тройку тестов. Но ничего похожего на токс мы не ожидали. Клянусь, мы не думали — я не думала, — что такое может случиться.

Это ложь, и мы обе это понимаем. Она знала. Знала, что что-то не так, еще до начала токс. И ничего не предприняла.

— Хотите сказать, вы не думали, что сами окажетесь в опасности, — говорит Риз. — Но мы — нами можно было рискнуть, так? Отец всегда говорил, что вы ставите неправильные цели, что вам нельзя доверять, и теперь я понимаю почему.

Смерть за смертью, ложь за ложью. С меня довольно. Довольно этих противоборств, довольно тайн, которые выплескиваются из нас потоками крови. Я хватаю Риз за рукав и тяну, пока она не оборачивается.

— Пойдем, — говорю я. В первую секунду я не уверена, что она меня услышала, но потом что-то меняется в ее лице: черты смягчаются, словно ее мысли возвращаются откуда-то из другого места. — Пусть сама разбирается с тем, что натворила.

Риз мотает головой.

— Она могла нас спасти. Она могла вышвырнуть этот сраный газ в океан.

Я знаю. Я тоже могла.

Я делаю глубокий вдох, игнорируя тошноту.

— Но сейчас мы можем спасти себя сами. Пожалуйста, Риз, пойдем.

Она косится на директрису — та дрожит, наблюдая за мной беспомощно распахнутыми глазами.

— Если она хоть пальцем шевельнет, клянусь, я…

— Она не будет, — перебиваю я. — Так ведь?

— Конечно, — говорит директриса, судорожно кивая.

Риз вздыхает, и напряжение немного отпускает ее. Она расслабляет плечи и наклоняет голову.

— Поищи еду, — говорит она мягко. — А я возьму воду.

— Спасибо, — говорю я. — Мы быстро, обещаю.

Директриса жмется к стене, растопырив пустые ладони, так что я отворачиваюсь — пусть за ней следит Риз, если захочет. У книжного шкафа во всю стену стоит холщовый рюкзак, уже наполовину заполненный коробками с патронами, поверх которых лежит пистолет. Я беру пистолет, проверяю предохранитель и передаю его Риз. Может, у нее и повреждено плечо, но я никогда раньше не стреляла из пистолета, и у нее получится лучше. Возможно, она даже вспомнит, чему я ее учила.

Она прячет пистолет за пояс джинсов и приседает на корточки у бутылок с водой. Пластиковая упаковка вскрыта, и несколько бутылок вывалились на пол.

— Ты возьми вон то, — она кивает на коробку рядом со мной, полную упаковок вяленого мяса и крекеров. — А я захвачу несколько сигнальных шашек. И аптечку.

Я под завязку набиваю рюкзак едой. Странно: на дне коробки лежит стопка бумаг, словно директриса упаковала в дорогу школьные записи. Я достаю их и пролистываю, а Риз заглядывает мне через плечо, но шрифт слишком мелкий, а глаз болит, так что я просто заталкиваю их поглубже в рюкзак. Посмотрю позже.

Риз возвращается к воде, но через пару секунд зовет меня, и я, сощурившись, смотрю на нее. Она держит в руке бутылку с открытой крышкой.

— Что?

— Ее уже открывали. Кольцо сорвано.

Я припоминаю, как директриса стояла над бутылками, когда мы вошли. В руках у нее что-то было. Я поворачиваюсь к ней, стараясь поймать ее взгляд, но она смотрит прямо перед собой.

— Только одна?

Риз берет другую бутылку из упаковки и скручивает крышку.

— Эта тоже.

Я подползаю к ней, и мы вместе проверяем остальные бутылки. Каждая, все до единой, открываются легко, и на каждой сорвано кольцо.

— Черт, — говорю я, но Риз уже на ногах и надвигается на директрису.

— Что вы с ними сделали? — тихо спрашивает она.

Пол под моими коленями влажный, и вода пропитывает джинсы. Директриса что-то сделала с бутылками, но что?

Я подношу одну из бутылок к свету. Сперва я ничего не вижу, но потом… Осадок на дне, россыпь крупиц черного пороха.

Риз замолкает, когда я проношусь мимо нее. Директриса пытается увернуться, но я цепляю ее пальцами за карман на брюках и подтягиваю к себе. Я права — я знаю, что я права, и хотела бы, чтобы это было для меня неожиданностью, но все это мне уже знакомо. Все повторяется снова.

— Гетти, — говорит Риз, — что такое?

Директриса пытается вывернуться, но я вдавливаю плечо ей в грудь, прижимая ее к стене.

— Проверь патроны, — говорю я. — Сама увидишь.

— Я не хотела никому зла, — молит директриса. — Я только хотела помочь.

— О, — говорит Риз у меня за спиной. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что она нашла. Часть патронов вскрыта, как учили нас старшие девочки из ружейной смены. Я не знаю, кто и как впервые обнаружил, что щепотка пороха может сделать с телом, зараженным токс. Никто не рассказывал, а я не спрашивала. Но я знаю, что умирать от такого будешь медленно — как будто погружаясь в сон, с той только разницей, что этот сон наполняет тебя болью.

— Вы насыпали в воду порох, так? — говорю я. Мое лицо так близко, что слюна брызжет ей на щеку.

Прежде чем я успеваю увернуться, она берет мое лицо в ладони и смотрит на меня сверху вниз, и чем ласковее становится ее взгляд, тем сильнее сжимаются ее руки.

— Послушай меня, — говорит она. — Так будет лучше для вас.

— Отпустите ее, — говорит Риз, но директриса словно не слышит.

— Они уже в пути, Гетти. Истребители с авианосца. — Она понижает голос, почти шепчет. — Ты знаешь, на что они способны.

Еще бы. Дело не в том, о чем говорили на базе. А в том, о чем не говорили. И это молчание было красноречивее любых слов.

Я отбрасываю ее руки и отступаю назад.

— Почему сейчас? У них было полтора года. Что изменилось?

— Внутри исследовательской группы кто-то заразился, — говорит она. — А кто-то из вас, девочек, нарушил карантин.

Я призываю на помощь все силы, чтобы не упасть, потому что вина обрушивается на меня и тянет на дно, но мне нельзя этого показывать. Нельзя, чтобы директриса узнала, что это были мы.