Читать книгу - "Марсиане - Ким Стэнли Робинсон"

– Ух! Ну там и холод. И небо ясное. Даже звезды видно.

– Здорово. И ветер затих, слышишь?

Айлин заползает обратно в свой мешок. Они заваривают чай с такой серьезностью, будто на самом деле мешают какой-то изысканный эликсир. Роджер смотрит, как она пьет.

– Ты правда не помнишь нас в молодости? – спрашивает он.

– Не-е-ет, – медленно протягивает она. – Нам же было по двадцать с чем-то, да? Нет, самое раннее, что я более-менее помню, это когда тренировалась в кальдере, мне было уже за пятьдесят. Восхождения по скалам, прямо как сейчас, кстати. – Она делает глоток. – Но ты расскажи мне.

Роджер пожимает плечами.

– Это неважно.

– Странное, наверно, ощущение – помнить то, чего не помнят другие.

– Да, странное.

– Тогда я небось была ужасной.

– Нет-нет. Ты училась на английском. Ты была ничего.

– Трудно в это поверить, – смеется она. – Должно быть, после этого я пошла по наклонной.

– Нет, вовсе нет. Тогда ты точно не смогла бы делать то, что делаешь сейчас.

– Не сомневаюсь. Растянуть половину экспедиции по скале, загонять людей…

– Нет-нет. Ты молодец.

Она качает головой.

– Не притворяйся, что подъем идет хорошо. Я помню, что это не так.

– Что не так – это не по твоей вине. Признай это. И вообще, учитывая все, что происходит, мы справляемся очень хорошо, как мне кажется. И это во многом благодаря тебе. Есть трудности c Френсис и Стефаном, и с бурей, и с Мари.

– Мари!

Они смеются.

– А эта буря… – продолжает Роджер. – Той ночью, когда мы поднимали Стефана… – Он отпивает из своей кружки.

– Та была совсем страшная, – соглашается Айлин.

Роджер кивает. Они все это пережили. Он встает, чтобы тоже справить малую нужду, и его обдает невероятно холодным воздухом.

– Боже, как холодно! Какая там температура?

– Снаружи минус шестьдесят.

– Ого, неудивительно! Думаю, эти облака нам немного помогают.

Снаружи по-прежнему темно, и лишь ледяная скала блестит белым в свете звезд.

– Мне нравится, как ты нас ведешь, – говорит Роджер. – Так ненавязчиво, но при этом у тебя все под контролем.

Он застегивает молнию на входе в шатер и забирается в свой мешок.

– Еще чая?

– Определенно да.

– Держи, подкатывайся сюда, быстрее согреешься, да и мне тепло бы не помешало.

Роджер кивает, дрожа, и катит свой мешок к ее спальнику, и они оказываются локтем к локтю.

Они болтают, потягивая чай. Роджер согревается, перестает дрожать. Испытывает приятное ощущение от пустого мочевого пузыря, от соприкасания с ней. Они допивают и некоторое время дремлют в тепле. Без кислородных масок – чтобы не впасть в глубокий сон.

– Скоро зеркала выйдут.

– Ага.

– Так, подвинься чуть-чуть.

Роджер вспоминает время, когда они были любовниками. Очень давно, будто в прошлой жизни. Она жила в городе, он лазил по каньонам. Теперь же… от всего этого комфорта, тепла и прикосновений он почувствовал эрекцию. Он раздумывает, замечает ли она ее через их спальники. Вряд ли. Хм. Вдруг он вспоминает ту ночь, когда они впервые занялись любовью в шатре. Он ушел спать, а она пришла прямо в его огороженную спаленку в общей палатке и запрыгнула к нему! Все эти воспоминания только поддерживают эрекцию. Он думает, получится ли проделать подобное и здесь. Они тесно прижаты друг к другу. И все эти их совместные восхождения – Айлин сама ставит их в паре, значит, ей это тоже должно нравиться. А совместное восхождение – это командное взаимодействие, как парный танец – каменный балет с веревочной связью и постоянными прикосновениями, вносящими определенную чувственность. Несомненно, их взаимодействие можно назвать физическим. Конечно, все это может быть так, но восхождение подразумевает чисто несексуальные отношения – ведь им есть о чем подумать и кроме этого. Но сейчас…

Сейчас она снова дремлет. Он думает о ее лидерстве. О том, что она говорила ему в нижних лагерях, когда он был так подавлен. Пожалуй, в некотором смысле ее можно назвать учителем.

Эти мысли приводят его к воспоминаниям о прошлом, к его неудачам. Впервые за многие дни его память устраивает ему парад былого, театр призраков. Как он вообще мог иметь такую длинную и тщетную историю? Это вообще возможно?

К счастью, тепло от чая и само ощущение лежания на ровной поверхности делают свое дело, и он погружается в дремоту.

Настает день. Небо наливается цветом старой бумаги, солнце, будто крупная бронзовая монета, показывается внизу на востоке. Солнце! Это чудо – видеть солнечный свет, отбрасываемые повсюду тени. Освещенная скала будто бы отклоняется еще на несколько градусов назад, и где-то вдали ощущается ее вершина. Айлин и Роджер находятся в среднем лагере и собирают груз в верхний, чтобы выйти в извилистый путь по узким уступам. Ровная поверхность, солнечный свет, разговор на рассвете, такие далекие равнины Фарсиды – все объединяется воедино ради удовольствия Роджера. Он взбирается увереннее, чем когда-либо, чуть ли не скачет по уступам, наслаждаясь разнообразием форм, которыми изобилует скала. Такая красота – и в грубых, угловатых, разрушенных породах!

Скала продолжает отклоняться назад, и наверху одного из выступов они обнаруживают дно гигантского амфитеатра, засыпанного снегом. А поверх этой белой получаши – небо! Очевидно, это вершина уступа. За ним больше ничего нет – только небо. Дугал и Мари рвутся вперед, и Роджер присоединяется к ним. Айлин остается позади, чтобы собрать остальных.

Технически сложные участки подъема остались позади. Верхний край огромной скалы в результате выветривания был закруглен и разбивался на чередующиеся хребты и ущелья. Они стоят на дне большой чаши, разломанной пополам, – у подножия склона примерно в сорок градусов, примыкающего к последней стене, тянущейся под уклоном градусов в шестьдесят. Но на дне чаши – глубокие наносы легкого сухого зернистого снега, покрытого твердым настом. Идти по нему оказывается тяжело, поэтому они часто сменяют ведущих. Ведь тому, кто идет впереди, приходится пробиваться сквозь наст, погружаясь по колени, а то и по пояс, а затем поднимать над ним ногу и пробиваться снова – и все это в гору. Они привязывают веревку к анкерным столбикам – в данном случае это пустые кислородные баллоны, зарытые глубоко в снег. Роджер становится ведущим и, подогреваемый солнцем, быстро начинает потеть. Каждый шаг требует усилий – и дается тяжелее, чем если бы он шел по поверхности с возрастающим уклоном. Через десять минут он пропускает вперед Айлин. Еще через двадцать очередь снова возвращается к нему – остальные двое выдерживают не больше его самого. Вскоре крутизна последней стены приносит облегчение – там меньше снега.