Читать книгу - "Гротенберг. Песнь старого города - Александр Деворс"

— Третья кровь! — Возгласила она, подняв обе руки к небу. — Чистая, верная, неискушенная кровь. Мы — слепцы. — Резким движением она закрыла глаза руками, крест-накрест. Город, будто бы став единым организмом, подчинился ей, закрывая свои. — Мы не достойны узреть эту кровь. — Хор вторил за ней. — Её чистота нам не постижима. — И вновь хор голосов, резко оборвавший песню на самой высокой ноте.

Тишина. И гром от едва различимых детских шагов. Юная жрица поднималась на эшафот. В своём тонком белом платьице, развевающемся на ветру, взявшемся ниоткуда, она казалась невесомо лёгкой и почти призрачной, будто ступала по грани миров.

Тяжелая, гнетущая тишина опустилась на город. По толпе будто прокатывались ледяные волны, заставляя содрогаться тела. Шаг за шагом, волна за волной нечто незримое вторгалось на площадь. И странное потустороннее чувство наполняло жителей. Пространство вибрировало от магии. Наполняло и древние символы вокруг помоста силой. Людей уже трясло от странной пытки, словно нечто скользило россыпью маленьких молний по коже.

Когда напряжение достигло невыносимого предела, зазвучали тамбурины, все словно вдохнули в едином порыве, подхваченные ровным ритмом барабанов. Колокольчики присоединились мгновениями позже, басовитыми бубенцами рассыпались по нервам, довершая это звуковое извержение позвякиваниями треугольников. Будто рассыпались в прах человеческие жизни.

Мэйнард глубоко вдохнула, и запела. Строки предвестника Пути.

***

Когда Асари вышел из ступора, то увидел, как юную жрицу подводили к алтарю. Она шла, как дорогая кукла, в мареве из серебристо белого шёлка и кружев, диссонируя со своим окружением. Ступала по лужам из крови без какого либо страха или брезгливости. И шлейф платья, пропитываясь багрянцем всё больше с каждым шагом, выписывал причудливые узоры на камне.

Девочка не осознавала того, что здесь случилось и что произойдёт с ней самой очень скоро. И на мертвенно бледном лице расцветала блаженная улыбка, от которой Асари бросило в дрожь. Дурман, очарование — все это еще с детства казалось ему бесчеловечным.

С детьми обходились милосерднее, чем со взрослыми, добровольно или почти добровольно, но вполне осознанно приносившими себя в жертву. Внушаемые сосуды, в которые наливают фанатичной веры, и отправляют участвовать в ритуалах. У этой златокудрой малышки вряд ли кто-то спрашивал согласие. Как, впрочем, и у всех других детей, умертвляемых ранее. Давали яд, дурманящий и усыпляющий сознание девочки.

Сердце его сжалось, и Асари отвернулся. Пусть идет церемония. Пусть эта куколка станет последней жертвой. Он свое лучшее для казни виновницы всей этой вакханалии время всё равно уже упустил. Опустившись на край крыши в тени бортика, Асари обхватил голову руками и сжался. Его снова обставили, как сосунка. Представится ли ещё удобный момент – неизвестно. Впервые он испытывал горечь от неудачи, и больше ни на что не надеялся. Ещё немного и магия создаст непробиваемый для него щит. Не видел, чувствовал узор, словно незримые кружева плел великий маг.

Он даже не отметил тот миг, когда юная жертва ступила за грань. Разве что почувствовал необычное бурление пространства. Даже умудрился сравнить это состояние, с вполне обыденным действом, найдя подобие процессов. Город и наполняющую его магию он представил в виде закипающего на огне котла в тот миг, когда в него бросают щепотку соли, и тот начинает резко вскипать, выбрасывая вверх раскалённые капли. Со дна поднимаются пузыри пара. По поверхности растекается пена…

Необычный образ совершенно неожиданно привёл к осознанию того, насколько он верен по отношению к тому, что сейчас происходит. Противоборство сил! Церковники давно желали взять реванш, подмыть под себя всех в Гротенберге. Именно об это они говорили с Сиолой. Даже знаки, что сейчас разгораются на площади, воспринимаются им с высоты как-то иначе. Там внизу это совершенно незаметно. Энергия, вплетаемая в искаженный контур, жизнь, время, затрачиваемое на сам ритуал — всё, чтобы создать идеальную ловушку для герцогини.

Однако и Мейнард не стоит считать наивной дурочкой. Уж кто-кто, а она знает толк в интригах. Есть у юноши предчувствие, что что-то должно произойти. Только вот, что она задумала – неизвестно.

Тут Асари осознал: он должен помешать. Помешать чему-то, о чем знать не может, о чем сложно догадаться, но интуиция как никогда кричала: «вмешайся! Прерви!» А, впрочем, какая разница, что они задумали?! Пусть в этом спектакле Асари роли не предусмотрено, но он вполне способен её вписать остриём своего клинка. Нет, рано он списал себя со счетов. Рано. Действо продолжается, и он должен быть готов в любой момент.

Апатия вмиг отступила. И даже Тень, как показалось, прошелестела нечто одобрительное. Парень поднялся на ноги и вновь стал следить за происходящим, ощущая отчего-то неожиданный прилив сил.

Энергия вокруг центра всё росла, по мере распевания Пути. Юноша ошибся. Никаких искажений, ничего не было в этой песне. Их с Нерлом расчеты были неверными. Чистый резонанс сил города, и его покровителей. Только вот что проку, если всем всё равно безразлично то, о чем они поют?

Песнопения вводили в транс, под действием магии достигая почти идеального звучания, даже когда он старался не слушать, зажимая уши ладонями, вспоминая старую колыбельную, как он сейчас знал, пришедшую с востока, знакомую ему с младенчества. Плохая альтернатива Пути, колдовская вязь слов, как и темная магия, утопившая этот город во тьме. Мать говорила, что звучащая из уст переселенцев, всех слышащих её впервые, здесь в городе, она сводила с ума, подчиняла себе, делая послушными марионетками. Это последующие поколения как-то адаптировались, впитали её в себя с молоком матерей, перестали ощущать враждебной.

Когда Асари уже устал бороться, к счастью понял, что Песня Пути дошла до стиха о восхождении Ваканта. После его низвержения эти куплеты пропускались. Оставалась лишь музыка. И сейчас эта традиция нарушилась. Голоса народа стихли, а вот Мэйнард, выждав проигрыш, другим голосом: мощным, низким, совершенно непохожим на женский, продолжила петь. Показалось, что само божество вмешалось в действие на площади и решило оказать себя, напомнив,