Читать книгу - "Варлорд. Политика войны - Николай Соболев"

Даже при том, что нынче курят чуть ли не поголовно, в комнате висел не топор, а целый лесоуборочный комбайн. Сквозь плотные до непрозрачности клубы дыма Кольцов пробился к окну и распахнул его.

Осенний воздух немного улучшил видимость, потом я догадался открыть дверь и сквозняк вынес табачные облака — только под самым потолком остался сизый туман.

За столом над ворохом бумаг и телеграмм сидел полуседой мужик лет пятидесяти, сжимая в зубах папиросу. Он поднял на нас недружелюбный взгляд, отчего резче обозначились две морщины на лбу.

— Вот, это главный военный советник генерал Гришин, — подтолкнул меня к столу Михаил. — А это Джон Грандер, принц Астурийский и граф Барселонский.

— А также сеньор Толедо, — подхватил хозяин кабинета.

Он встал из-за стола и протянул руку, не вынимая папиросу изо рта:

— Наслышан, весьма наслышан, рад познакомиться.

Его светлые глаза при этом словно оценивали — сразу меня расстрелять или повременить?

Кольцов вкратце рассказал про нашу проблему и свалил, бросив меня на съедение, объяснив это кучей важных дел и необходимостью отправить репортаж в Москву. Что оставалось делать? Только сесть поближе к открытому окну, расчистить на столе кусочек места от пепельниц и смятых пачек сигарет Americanos, да начать скорбную песнь о нехватке кадров. И слушать встречную песнь о необходимости укреплять оборону Мадрида, отбрасывать фашистов, освобождать Талаверу.

— Генерал, кризис под Мадридом миновал. Броневые силы противника и его авиация потрепаны, если не разгромлены, — я нисколько не кривил душой, дневные налеты прекратились, а два ночных привели к потере еще шести «юнкерсов» и «капрони». — Ополченцы с каждым днем набираются опыта, управление войсками восстановлено. Что вам даст Талавера? Только обманчивое спокойствие в Мадриде, а тем временем вы можете лишиться Северной зоны.

— Вы не понимаете остроты момента. Советники нужны здесь! — его волевой подбородок выпятился еще больше. — Кстати, майора Фабера я у вас тоже забираю.

Ах, так? То есть меня в Мадриде рассматривают исключительно как дойную корову? Требовать от Грандера танки и самолеты это хорошо, это правильно, а когда Грандеру что-то нужно, это хрен?

— Не отдам.

Гришин перекинул сигарету из одного уголка рта в другой и оскалил крепкие желтые зубы:

— Он военный человек, будет приказ — сам примчится.

— На чем, интересно? И вообще, я его под арест посажу, пусть из камеры руководит.

Мы бодались взглядами, наверное, минуты три, я выдержал исключительно на упрямстве. Генерал не то чтобы отвел глаза, а машинально скосил их, когда прикуривал новую папиросу от старой, обжегшей губы. Я воспользовался моментом и прекратил гляделки.

— Почему вы нам помогаете, Грандер? Вы же капиталист! — глубоко затянулся Гришин.

— Я не вам помогаю, я против фашистов.

— Почему?

Блин, вот только политических дискуссий с коммунистами мне и не хватало.

— Не люблю, когда меня заставляют ходить строем.

— То есть вы против массы? — а взгляд такой, что сожрет и не поморщится.

— Я против того, чтобы личность растворялась в массе.

— Тогда понятно, почему у вас такие отношения с анархистами.

— Я работаю с тем, что в наличии. Других рабочих мне, к сожалению, не завезли.

Вот тут у него в глазах появился интерес.

— А вы, сеньор генерал, считаете себя частью массы?

— Я боец партии.

— Партия может и расстрелять своих бойцов, — намекнул я на недавний процесс Зиновьева и Каменева в Москве.

Он не возразил, как должен бы, а я сделал зарубочку — похоже, «Гришин» в курсе закулисных дел. Во всяком случае, из дальнейшего разговора стало ясно, что этот человек точно знал, откуда в СССР радары, нувисторы, стержневые лампы и прочие полезные в грядущей войне вещи, вплоть до чертежей ШРУСов и пулеметов.

— Вернемся к нашим баранам, — не дал я съехать с темы. — Вы же военный человек, вы же понимаете, что разделенная надвое республика не устоит? Значит, надо любой ценой соединить зоны! Для этого у нас на севере есть оружие, снаряды, бойцы, не хватает только понимающих командиров! Мы даже знаем, что противник намерен обороняться, поскольку все усилия сосредоточил на Мадриде!

— Да, я видел ваши разведсводки. Отличная информация, как вы ее добываете?

— Люди помогают. Ходить строем не любят многие, так что мы получили несколько надежных источников в Бургосе и Ла-Корунье, — естественно, я не уточнил, что это группы прослушки.

— А вас не смущает, что в СССР любят ходить строем?

— Еще как смущает, но если говорить начистоту, по сравнению с фашистами вы гораздо меньшее зло.

— Что же, спасибо за откровенность, — он прикурил пятую или шестую сигарету за время разговора. — А что насчет расстрела бойцов, так Зиновьев и Каменев оказались предателями.

— Как бы другие не оказались. Предателя словить можно, дураков не переловишь.

Гришин встал и подошел к окну, сил поставить табачную завесу над всем городом у него не хватало, но он честно пытался. В чистом небе демонстративно прошло звено «кобр», как бы гарантируя мадридцам прекращение налетов.

— Хорошие у вас машины… против них у итальянцев и немцев никаких шансов, — словно раздумывая, пыхал дымом Гришин. — Но они ведь заметно лучше тех, что вы поставили нам. Как это удалось?

— Есть способы, могу передать документацию. Если советников дадите.

— Вот вы ушлый! Но ваши самолеты действительно лучше всех… Кстати, немцы пришли к тем же выводам и отправляют в Испанию новейшие самолеты Мессершмидта. И танковую роту.

— Их-то мы и ждем.

— Не обольщайтесь, в портах Кадиса и Альхесираса высаживаются первые итальянские части, всего их будет порядка пятидесяти тысяч человек.

Не знаю уж, я был настолько убедителен, или сам Гришин об этом думал, но за два часа, в течении которых не прерывалось обоюдное зондирование, мы договорились, что операция прорыва через Арагон и Риоху необходима и что для этого Северный фронт будет усилен советниками.

За это время к Гришину приходили разные люди, советские, испанцы, французы, мне даже пришлось немного поработать переводчиком. В паузах мы обсудили предвыборную кампанию в США, и я «предсказал», что Рузвельт удержится, причем не только сейчас, но и в сороковом году. Что характерно, к разговору о политической ориентации мы не возвращались. Помянули незлым тихим словом англичан, бубнивших о невмешательстве, причем Гришин, как истинный марксист, тут же