Читать книгу - "Мертвые звезды - Виктор Точинов"

Предысторию своих мытарств Федор постоянно перемежал просьбами развернуться и поехать обратно. Я не внимал – на дороге наконец-то (уж и не ждал такого чуда) появилось нормальное покрытие: старый асфальт, кое-где украшенный относительными свежими бетонными заплатами.

Тут-то, на асфальте, Счастливцев и объявил ультиматум: или мы немедленно разворачиваемся, или я его высаживаю, – и тогда он попробует выбраться отсюда на своих двоих, а мне придется умыться кровавыми слезами за свою глупость и своё упрямство.

Ни тот, ни другой вариант меня не устраивал. Остановив «гарпию» на обочине, я сказал, что приму решение, лишь когда услышу историю целиком, до конца. Хватит недомолвок и намеков. Говори, дескать, прямо: что там, впереди.

Впереди, по словам Федора, находилось крупное фермерское хозяйство. Рабовладельческое, не больше и не меньше. И он, Счастливцев, провел там два месяца в малопочетной должности раба.

Ну и ну… Вообще-то не секрет, что, вопреки утверждениям родоначальников марксизма о непроизводительности рабского труда, и в двадцать первом веке кое-кто активно эксплуатирует невольников и зарабатывает хорошие деньги. В Туркестане до недавнего времени существовала целая индустрия работорговли и рабовладения, совсем как в старину: с невольничьими караванами и рынками, с обширными плантациями дури, возделываемыми руками рабов. И остатки этой индустрии выкорчевывают до сих пор. Да и в нашей части Карпат мне самому довелось видеть подобное хозяйство, специализировавшееся на выращивании табака… Особенно впечатлила яма, заполненная останками вышедших в тираж невольников; пули там зря не тратили – у каждого затылок проломлен аккуратным, скупым и расчетливым ударом топорика-чупаги.

И не только у нас в стране в глухих уголках процветает рабство. В США, в южных штатах, тоже исподволь намечается возврат к старым обычаям, – «мокрые спины», нелегальные иммигранты-мексиканцы, работают на плантациях точь-в-точь как негры-рабы двести лет назад.

Но чтобы здесь, в Псковской области, у Питера под боком… Бред.

Я потребовал подробности. Счастливцев рассказал:

Напоролся, дескать, он по весне в пивной на вербовщиков: зазывали на сельхозработы в Новгородскую область, в фермерские хозяйства. Пиво проставляли щедро, рассказывали: вкалывать, конечно, приходится от зари до зари, и без выходных, зато и оплата в конце месяца солидная, – в городе столько и за полгода не заработаешь. Они, мол, сами уже два сезона отпахали, едут на третий, но рабочих рук все равно не хватает – айда, парень, с нами, денег на всю зиму зашибешь, да и свежий воздух опять же, и с мужиками там напряженка – так что молодки порой вполне отзывчивые попадаются. Федор и подписался…

Что вместо Новгородской он угодил в Псковскую область, Счастливцев понял много спустя, по случайным обмолвкам. Но его родственники – сестра, зять и племянники – если даже и озаботятся осенью поисками, искать будут совсем в другом регионе.

Впервые подозрения у него мелькнули, когда вербовщики по прибытии на место куда-то испарились, а наниматели первым делом забрали смарт – на сохранение, якобы. Но связь там и вправду не работала, он проверил, прежде чем отдать, – и смутные сомнения рассеялись. Потом-то догадался: глушилка стоит, местные между собой по рации общаются… Паспорт, правда, заначил по старой привычке, на себе спрятал, благо не обыскивали…

Дальше – хуже. Для житья отвели Счастливцеву и еще троим завербованным старый, щелястый сарай, всеми ветрами продуваемый. Для еды выдали здоровенную коробку с пакетами экспресс-вермишели: варите, сколько захотите, хоть по десять порций за раз. Вермишель, правда, сильно просроченная оказалась, но ничего, съедобная.

Федор не унывал: порой в экспедициях и похуже бывало. Лишь бы заплатили по-божески, а так хоть за кормежку лишнего не вычтут.

Начали работать. Ферма громадная, одних ульев двести штук с гаком, да индейки – тоже несколько сотен, да коровы, да свиньи… Еще и поля были, но туда их четверку не посылали, вроде бы там другие работники вкалывали, но жили где-то далеко, Счастливцев с ними не встречался. Тоже рабы, наверное.

Трудились и впрямь от зари до зари. Воздух вполне свежий оказался, и тут зазывалы не соврали. Молодки, о мужиках тоскующие, правда, не изобиловали – но и не до них как-то, вечером до сараюшки бы доползти, да глаза закрыть.

Работали под плотным надзором – ощипывали, например, разделывали и коптили забитых индеек, – чтобы в рот кусочек положить, так ни-ни. Измотались сильно мужики за месяц, обессилели. Шептались меж собой: может, ну к чертям кабалу здешнюю, получить первые деньги, да и свалить? Здоровье-то не купишь…

Ладно, апрель кончился, они вчетвером в хозяйский дом – здоровенный такой домина, из монастырского кирпича сложенный (развалин тамошних почти уж и нет, всё на стройматериал растащили). И к хозяину: хотим, дескать, заработанное получить честь по чести. Да увольнительную в город, хоть на денек. Хозяин кушал как раз – ложку отложил, усы вытер, из-за стола встал. И – шабах одному в рожу! – а кулак-то как арбуз… Вот, мол, тебе заработанное… Шабах другому! Вот тебе увольнительная…

А сынок фермерский – тоже тот еще бугай – шпалер из-за пазухи тянет. И второй уже в дверях, с дробовиком охотничьим. Гогочут: не поняли еще? До самой смертушки вам тут работать, за еду да за жильё. Но коль строптивиться будете, так она, костлявая, не задержится. А ищете смерти быстрой, но лютой, – можете в бега подаваться, колючка вокруг не натянута. Милиция в округе вся с потрохами куплена, сюда и вернетесь, другим острасткой послужите.

Ну что тут сделаешь? Работали… Не под приглядом уже – под стволами.

По вечерам, понятно, перешептывались, планы строили, да все как-то до дела не доходило…

Случай помог: в мае вдруг пчелы отроились, и не один-два улья, а полсотни пчелиных семейств разом. Видать, не уследили за чем-то хозяева, сам Федор в пчеловодстве не силен был.

Ну тут и началось… Из-за окон и дверей нос не высунуть. Двух коров пчелки закусали-зажалили, насмерть. Да бабу одну из местных, но ту увезли потом, в больничку, наверное, – может, и выжила.

А двое невольников под шумок в побег рванули. Хотел и Счастливцев, да не получилось: к хлеву, где он как раз работал, несколько пчелиных роев подлетели – едва отсиделся, не выйти было.

Про сбежавших четыре дня ни слуху, ни духу. Потом привезли… С грузовика скинули, к щитам из доски-горбыля приколоченных. Как приколоченных? А вот так, брат, гвоздями, – длинными да ржавыми. Один еще жив был, два дня помирал, мучился… И щиты те – как раз напротив их сараюшки поставили. Через неделю, правда, убрали, вонять сильно начало…

Вскоре новых рабов привезли, сразу семерых, – лето на подходе, а дураков в Питере хватает, деньгу зашибить желающих. С этими не миндальничали, заработками голову не дурили, – сразу объяснили, что к чему. И охранника привезли, не уследить, видно, за девятерыми сразу, – зверь-человек, пару зубов выбить, что яблоко съесть. Нагнал страху, о побеге Федор долго не задумывался, да и щиты те крепко в память запали.