Читать книгу - "Пленники Раздора - Екатерина Казакова"

Потом оборотень упал. Потом катался на спине. Потом тряс ушами и замирал, блаженно жмуря глаза.

Лесана сидела на нижней ступеньке крыльца и смеялась.

Он и вправду был смешной. Только здоровый, словно телок. Такая туша!

Старградский целитель стоял у двери, кутался в наброшенный на плечи тулуп и удивлялся:

— Какой-то он припадочный…

Девушка покачала головой:

— Нет. Просто стосковался в человечьем теле. Больше седмицы тащились. Извёлся весь. Да ещё кровью надышался. Думала, не доедет.

Когда их обоз пришёл в Старград, Лют и впрямь выглядел, словно умирающий — он был бледен, плохо стоял на ногах, а глаза ввалились. Обережница тут же вспомнила, как неистовствовал Белян, и испугалась. Поэтому, когда трое странников в закатных сумерках ступили на двор, где стояла изба сторожевиков, девушка закрыла ворота и сразу же сдёрнула с пленника науз.

— Перекидывайся.

Она ещё и договорить не успела, а человек уже осыпался зелёными искрами и обернулся зверем.

И вот теперь он носился по двору, как оголтелый, катался в снегу, распахивал мордой рыхлые сугробы.

Орд глядел на это неистовство, удивленно вскинув брови. А потом ему надоело, и он ушёл в избу, сказал только:

— Этак он до утра носиться будет, загоняй в дом. Спать уж пора. Да и баня стынет.

Лесана кивнула, не отводя взгляда от оборотня.

Когда Орд ушел, девушка поднялась со ступеньки, на которой сидела и спросила резвящегося зверя:

— Ну что? Довольно тебе?

Он чихнул и снова брыкнулся в сугроб.

— Я замёрзла. В баню хочу. И есть. Давай, ты завтра побегаешь ещё?

И она пошла к нему с ошейником.

Волк отбежал на несколько шагов.

— Лют… — взмолилась обережница. — Я же тебя одного тут не оставлю. Не дури.

Он отрывисто дышал, вывалив розовый язык. Из пасти валил белый пар.

— Иди сюда…

Волк отошел ещё на несколько шагов в сторону.

— Да тьфу на тебя! — обиделась Лесана. — Что я по всему двору за тобой бегать буду? Не хочешь, сиди тут. Голодный.

И она направилась ко всходу.

Сзади что-то мягко ткнулось в бедро. Девушка повернулась. Волколак стоял рядом, поблескивая в темноте глазами.

— Чего бодаешься? Перекидывайся.

— Вот есть же злобный девки! — Лют встал на ноги и потянулся. — Ну, идём. И правда есть охота.

Оборотень направился вперед, а Лесана озадаченно спросила его в спину:

— А отчего эти дни ты перекидываешься, и одёжа на тебе остаётся? А тогда — с Беляном — нагой был?

Волколак обернулся и тут же расплылся в довольной улыбке:

— Тебе тогда больше понравилось?

Обережница толкнула его легонько, принуждая идти вперед:

— Нужен ты мне. Просто любопытно…

Он объяснил:

— Тот раз всё внезапно случилось и на ярости. Когда так… это больно. И одежда рвётся. И тело потом болит, ломает всего. И спать хочется… И… много чего хочется, в общем. И всё разом.

Лесана смотрела на него удивленно:

— Так это ты меня тогда схватил, потому…

Он мгновенно окрысился:

— Схватил и схватил. Ты теперь до смерти припоминать будешь?

— Нет, — спокойно сказала собеседница. — Но теперь я поняла, в чём было дело.

— Поняла она, — ворчливо отозвался пленник и зашагал вверх по ступенькам. — Чего замерла-то? Боишься, что ли в дом идти? Сперва звала, а теперь медлишь.

Девушка вздрогнула, но промолчала. Откуда ему знать. И понимать откуда? Вон, набегался, как взнузданный конь, теперь пузо набьет и дрыхнуть повалится. А у неё ком в горле и дыхание в груди застывает при мысли о том, что в избу надо идти. В эту избу.

Как ни борись с собой, горе не сразу отступит. Особенно, ежели что-то, нет-нет, о нём напомнит.

— Стой. Дай глаза завяжу, там, поди, лучина горит. И ошейник тоже вздеть надо.

Волколак стерпел всё смиренно.

…С порога обоих вошедших обняло ласковое избяное тепло. Оборотень повёл носом. Пахло едой. Пахло людьми. Пахло деревом, железом и травами.

— Входи, — Лесана легонько подтолкнула его в спину и сказала сторожевикам: — Мира в дому.

— Мира, — отозвались мужчины.

Девушка огляделась бегло и жадно. Она боялась и в то же время хотела увидеть хоть что-то, оставленное Фебром. Малое какое-то напоминание. Конечно, увидела.

Осиротевшая истертая перевязь висела на гвозде, аккурат над стоящим под ней сундуком… Одиноко жалась к стене голая лавка, с которой, как было принято, сняли и сожгли принадлежавший погибшему сенник.

— Я… в баню пойду. — Хрипло сказала обережница. — Тамир уж, поди, намылся.

С этими словами она вытянула смену одежи из своего заплечника и выскользнула обратно в морозную ночь, надеясь на то, что никто не заметил слезной дрожи в её голосе.

Тамир и, правда, уже одевался.

— А блохастый-то где? — спросил он, увидев Лесану в одиночестве. — Никак в избе остался?

— После меня пойдёт. Он в снегу навалялся, — ответила девушка, а потом спросила: — Тамир, что с тобой? Ты, словно неживой ходишь. Случилось чего?

Он пожал плечами:

— Ничего. Слышала, Орд говорил — вокруг города стая уже которую седмицу кружит?

Она кивнула.

— Слышала. Завтра подумаю, что делать.

— Да, — Тамир вдел руки в рукава полушубка. — Как думаешь, у сторожевиков горсть пшеницы сыщется?

Лесана пожала плечами.

— Ну, ежели нет, на торг утром дойду… — сказал колдун и ушёл.