Читать книгу - "Воронцов. Перезагрузка - Ник Тарасов"

— Собираем здесь на месте? — уточнил Пётр, прикидывая глазами расстояния.

— Да, здесь и будем собирать. Только инструмент весь сюда притащить нужно будет. А вот шестерни и звёздочки как ты и говорил, лучше в сарае делать — там и верстак есть, сподручнее будет точную работу выполнять.

Пётр кивнул, явно уже прикидывая последовательность работ в голове.

— Ну что ж, начнем? — Предложил я. — А ты, Митяй, пока мы тут разбираемся, наверное, за Прохором сходи. Лишние руки точно не помешают — работы предстоит непочатый край.

— Сделаю, барин, — тут же кивнул Митяй и пошел обратно в Уваровку.

Пётр украдкой посмотрел на меня, видно, что-то его беспокоило.

— А чертежи вечером покажете? Хотелось бы ещё раз внимательно изучить, особенно соединения.

— Покажу, — согласился я. — А пока давайте с едой разбирайтесь, а то я на Зорьку поглядываю уже нехорошо — желудок требует своего.

Мужики рассмеялись и принялись разворачивать холщовые торбы. Расположились прямо у реки, на плоских камнях. Пелагея, жена Ильи, явно расстаралась — пироги с капустой, сало аж розовое с прожилками, квас в глиняной посудине прохладный. Видать, в погребе держала до последнего.

Жуя сытный пирог, я смотрел на этот небольшой водопад на быстрянке и думал: ну вот и начали мои планы воплощаться в жизнь. Не на бумаге, не в мечтах, а по-настоящему. Руки уже чесались взяться за работу.

Мы неспешно перекусили, сидя прямо на тёплых камнях у бурлящей Быстрянки. Вода здесь падала почти отвесно, метра на полтора, образуя внизу пенную воронку.

Доедая нехитрую снедь, я от души похвалил жену Ильи:

— Илюх, передай Пелагее спасибо. Знает она, как поднять боевой дух работнику и настроить на дальнейшие подвиги. Уж очень вкусный был перекус.

— Передам, барин, она будет рада, — улыбнулся Илья.

Над рекой деловито стрекотала крупная стрекоза, переливаясь на солнце изумрудными крыльями. Солнце к полудню разошлось не на шутку — пекло так, будто решило нас всех в смолу расплавить. Благо, тут была живительная прохлада от реки, да и деревья росли так густо, что давали превосходный тенёк.

Отёр пот рукавом, окидывая взглядом бревна, что привезли.

— Ну, орлы, — хмыкнул я, поднимаясь с камня, — хватит пузо набивать. Пора бревна в доски превращать, а то мельница сама себя не построит.

Пётр, пыхтя от усердия, полез в телегу за инструментом. Достал топор с широким лезвием, пару деревянных клиньев для раскалывания, молот. Не сказать, что прямо кузнечный, но достаточно увесистый для плотницкой работы.

Илья, прищурившись, осторожно потрогал пальцем лезвие топора — проверял, не затупилось ли. Потом одобрительно кивнул.

— Острый. Хорошо заточен.

— Ну, Петька, — сказал я, хлопнув мастера по плечу, — давай рули парадом. Это теперь твоя вотчина.

— Каким таким парадом, Егор Андреевич? — переспросил Пётр, почёсывая затылок.

— Да процессом, говорю, руководи. Что кому делать, за что хвататься. Да и погнали уже!

— Барин, кого погнали? — Илья растерянно оглянулся по сторонам.

— Ай, много вопросов задаёшь, давай работаем! — махнул я рукой.

Глава 21

В общем, Пётр ухмыльнулся и выбрал дубовое бревно, что побольше. Присмотрелся к нему внимательно, покрутил, простукал костяшками пальцев. А оно — вон какое ровное, прям как под линеечку! И сучков практически не было — словом, материал что надо.

Он первым делом принялся делать надрубку с того конца, что потолще был. Так, чтобы туда клин вошёл как нож в масло. Сначала сделал пару аккуратных, пробных ударов топором, примериваясь к древесине. Потом посильнее замахнулся, причём попадал точно в то самое место, где бил до этого — мастерство сказывалось.

В итоге топор вгрызся в древесину с таким сочным хрустом, что аж щепки отлетели во все стороны, как искры из растопленной печи. Дубовый запах тут же ударил в ноздри.

Вытащив топор из бревна, Пётр аккуратно вставил острый кончик клина в получившуюся щель. Сам клин был достаточно длинный — ладоней пять, но к концу расширялся, становился где-то с ладонь шириной. Настоящий разрывной клин, по всем правилам сделанный.

Взяв увесистый молот двумя руками, стал постукивать по этому клину, будто гвоздь забивал. Каждый удар отзывался глухим звоном. Бревно нехотя, но стало поскрипывать, потрескивать изнутри.

— Илюх! — скомандовал Пётр, не прекращая работы. — Давай подпирай!

Илья тут же схватил второй клин — он был гораздо толще первого, и носик у него не такой острый, зато мощнее. Сунул его в щель, в которую уже провалился первый клин, чуть сбоку. Потом добавил усилий — забил его молотком поглубже, потом взял ещё один, потолще, потом ещё один.

Я стоял в сторонке и смотрел, как они, пыхтя от натуги, методично расширяли трещину. Подбивали клинья по очереди, всё больше и больше раздвигая волокна древесины. Молот мерно стучал — тук-тук, тук-тук. Бревно скрипело и потрескивало, будто жаловалось на свою незавидную судьбу.

Пётр, аж красный как свёкла от напряжения, вбивал клин всё глубже и глубже, а Илья ловко добавлял новые клинья, чтобы щель не смыкалась обратно, а наоборот — неуклонно расширялась.

— Петь, ты прям как доктор на операции! — не удержался я от подколки. — Так приловчился, что бревно само скоро на доски будет расщепляться.

Мужики заржали, но работу не прекращали. Дело шло к концу — щель росла с каждым новым ударом молота, древесина поддавалась всё охотнее.

И вот в какой-то момент — хрясь! — бревно лопнуло надвое с таким треском, что птицы с ближайших деревьев взлетели испуганно. Получились две ровные половинки, почти одинаковые.

— Ух ты! — присвистнул Илья. — Как по маслу пошло!

— То ещё не всё, — усмехнулся Пётр, вытирая пот со лба. — Это только начало.

Потом закрепили одну из получившихся половин в самодельных тисках из брёвен, так чтобы можно было с ней работать дальше, и всё началось заново. Пётр снова вбивал клин в свежий торец, Илья помогал ему расширять щель — второй клин, потом ещё и ещё, и так раз за разом, методично и неторопливо.

— Главное — не спешить, — приговаривал Пётр, примериваясь к очередному удару. — Дерево само подскажет, где слабое место.

И действительно, эта половина треснула ещё быстрее. Потом принялись за вторую — и та тоже поддалась их упорству.

В итоге получились доски сантиметров пять-семь толщиной. Не шедевр столярного искусства, конечно, но для водяного колеса