Читать книгу - "По прозвищу Святой. Книга третья - Алексей Анатольевич Евтушенко"

без коньяка. Засчитываю вам экзамен. Сдали на «пятёрку». Допускаю вас к полётам.

— Ну, ради такого случая коньяк я всё-таки попробую достать, — улыбнулся Максим. — Так что, дадите кружок сделать на новой машине?

— Пошли, — сказал инструктор.

Максим даже не подозревал, что успел так соскучиться по всему этому: аэродрому, рёву моторов, запаху отработанного топлива, бензина, масла и небу над головой.

Небу, в которое тянуло немедленно подняться.

Потому что можешь.

Хорошо на земле, надёжно. Но небо — это небо. Ни с чем не сравнить. Разве что с морем…

Ещё есть космос, но это уже совсем другое. Космос враждебен человеку и слишком велик, чтобы его можно было осознать и понять. Космос никогда не станет человеку родным и близким, что бы ни сочиняли писатели-фантасты. Он бывает завораживающе прекрасен — это да, но всё равно остаётся чуждым.

Но ты ведь скучаешь по космосу, подумал он.

Да, скучаю. Но по космосу ли? Может быть, я скучаю по своей работе? Я же всё-таки космонавт.

Сейчас у тебя другая работа.

Точно.

Вот поэтому я и хочу снова подняться в небо.

— Два круга, — предупредил инструктор. — Не больше. И без самодеятельности. Взлёт, набор высоты, горизонтальный полёт, разворот, посадка. Строго.

— Не волнуйтесь, — сказал Максим. — Я человек дисциплинированный.

После «ишачка» ЛаГГ-3 показался Максиму тяжеловатым и малоповоротливым.

— Так он и впрямь тяжёлый, — сообщил ему КИР. — Три тонны взлётного веса против тонны и семисот пятнадцати килограмм у «ишачка».

Однако после набора высоты и перехода в горизонтальный полёт, Максим понял, что самолёт ему, скорее, нравится.

Он был намного быстрее И-16 (как минимум, на сотню километров в час) и на самом деле хорошо слушался ручки управления.

Если, конечно, её не дёргать, как застёжку лифчика, вспомнил он слова Коробкова.

А он не дёргал, плавно работал.

Вооружение и вовсе было не сравнить. Двадцатимиллиметровая пушка ШВАК и три синхронных пулемёта (два ШКАСа калибром семь шестьдесят два миллиметра и один БС двенадцати и семь десятых миллиметра) — это сила. Любой бомбёр завалить можно от нечего делать.

Ладно, не от нечего делать, с определёнными трудностями. Но всё равно, «ишачок» со своими четырьмя ШКАСами против ЛаГГа — как муха против шершня.

— Самое главное, — продолжал просвещать Максима КИР, — это невероятно живучий самолёт. Его невозможно поджечь. Ну, почти невозможно.

— Дельта-древесина?

— Она. Фактически обшивка ЛаГГ-3 — это негорючий пластик. Формальдегидная смола с древесными волокнами. Говорят, даже Сталин пытался её поджечь и у него ничего не вышло.

— Да ладно, — не поверил Максим. — Сталин?

— Ага. Лавочкин демонстрировал ему кусок обшивки и рассказывал о самолёте. Иосиф Виссарионович выбил на этот кусок горящий табак из своей трубки. Под конец разговора посмотрели — даже следа не было.

— Легенда, — сказал Максим.

— Возможно. Но факт остаётся фактом — на ЛаГГе можно погибнуть, но не сгореть заживо.

Сделав положенные два круга, Максим аккуратно посадил самолёт.

Вырулил настоянку, заглушил мотор. Отстегнулся, сдвинул фонарь, выбрался на крыло и спрыгнул на землю.

— С почином, — поздравил его подошедший инструктор. — Ну как машина? Многим с первого раза не нравится.

— Мнепонравилась, — искренне ответил Максим. — Хороший самолёт. Бомбёры валить — самоё то.

— Приятно видеть понимающего человека, — улыбнулся инструктор и протянул руку. — Меня, кстати, Виктор зовут.

— Николай, — представился Максим.

— Да, я знаю. Наслышан, к слову, о твоих подвигах… ничего, что я на «ты»?

— Только «за», Витя. И что говорят?

— Говорят, ты два «юнкерса» из винтовки грохнул. С земли. Честно сказать, звучит как сказка.

— Чистая правда, — ответил Максим. — Помнишь, как в нашей песне поётся? Мы рождены, чтоб сказку сделать былью [1]. Вот я и делаю.

Расстались если не друзьями, то добрыми товарищами.

Максим отправился в общежитие, чтобы взять шинель и кое-какие вещи, а затем поспешил на автобус до Ростова.

Чуть потрёпанный, но ещё вполне бодрый ЗИС-16 домчался до Ростова за каких-то сорок минут.

Въехал в город через Аксай, проскочил Нахичевань, выехал на улицу Советскую, миновал Театральную площадь с её архитектурно знаменитым на весь мир театром имени Горького.

По дороге останавливался там и тут, высаживая лётчиков по их просьбе.

Максим смотрел в окно, сравнивая нынешний Ростов с тем, что помнил он.

Уличные фонари не горели (светомаскировка), осенние сумерки быстро сгущались, но Максим видел всё, что нужно.

Вот и Ворошиловский проспект, а за ним и Будённовский с самым высоким и, пожалуй, красивым зданием в городе — доходным домом Рецкера и Хосудовского, построенным незадолго до революции в стиле модерн.

Вон, его хорошо видно чуть ниже между улицами Баумана и Тургеневской.

К лету сорок второго, когда немцы второй раз возьмут Ростов, здание будет полностью разрушено, и его уже не восстановят. Сейчас в нём должна быть гостиница «Дон».

Откуда он всё это знал? Игорь, его ростовский товарищ рассказывал когда-то. Он был большим знатоком Ростова и вечно откапывал какие-то интересные факты из истории города.

Забавно, подумал Максим. Я подумал об Игоре в прошедшем времени. Хотя на самом деле он ещё даже не родился. Вот он — парадокс восприятия времени. Объективно тот же Игорь живёт в будущем. Но субъективно — в прошлом.

Вероятно, ещё и потому, что подсознательно ты понимаешь — тебе не вернуться в своё время. Никогда. Значит, для тебя не только Игорь находится в твоём прошлом — все люди Земли из две тысячи девяносто пятого года. Все. Включая маму, отца, дедушек с бабушками, друзей, товарищей и просто знакомых.

Впервые после взрыва корабля он осознал это настолько остро. Даже, кажется, слегка скрипнул зубами.

Разве что чудо?