Читать книгу - "Туннель времени - Мюррей Лейнстер"

«Ощущение невесомости, которое вы испытываете, — успокаивающе забубнил голос, — совершенно естественно на этой стадии полета. Корабль достиг максимальной запланированной скорости и направляется навстречу космической платформе. Можете считать, что мы оставили атмосферу с ее ограничениями позади. Сейчас мы распростерли паруса инерции и на крыльях чистого момента скользим к пункту нашего назначения. Чувство невесомости совершенно нормально. Вы найдете космическую платформу исключительно интересной. Мы достигнем ее примерно через два с небольшим часа свободного полета. Это искусственный спутник со шлюзом, в который наш корабль войдет для дозаправки. Вы сможете покинуть корабль и прогуляться внутри платформы, пообедать, если захотите, купить сувениры и почтой отправить их своим родным и друзьям, а также взглянуть на Землю с высоты четырех тысяч миль через окна из кварцевого стекла. Там, как и сейчас, вы не будете чувствовать свой вес. Если пожелаете, вас проведут по платформе с экскурсией. Вам будут предложены комнаты отдыха…»

Кохрейн мрачно выслушал окончание записанной на пленку лекции. Я пленный слушатель, не испытывающий ни малейшего интереса к этим рекламным уловкам, раздраженно подумал он. Через некоторое время его взгляд упал на Билла Холдена. Психиатр, скорчившийся в своем противоперегрузочном кресле и пристегнутый ремнями, оглядывал салон ракеты. Его лицо было нежно–зеленого цвета.

— Как я понял, ты должен проинструктировать меня по пути на Луну, — сказал ему Кохрейн. — Не хочешь рассказать мне, что происходит? Я предпочел бы выразительное повествование, с жестами.

— Слушай, а не пойти ли тебе к черту, а? — слабым голосом сказал Холден.

Его голова исчезла из виду. Космическая болезнь, вне всякого сомнения, была столь же четко выраженным недугом, как и болезнь морская. Ее причиной являлась невесомость. Но Кохрейн, казалось, совершенно к ней невосприимчив. Его мысли обратились к возможным целям путешествия. Ему было совершенно ничего неизвестно. Его личный вклад в деятельность «Керстен, Кастен, Хопкинс и Фоллоуи» — крупнейшего рекламного агентства в мире — продюсирование «Часа Диккипатти», высокоталантливого телешоу, выходившего раз в неделю, в среду вечером, с восьми тридцати до девяти тридцати по центральному времени США. Это отличное шоу — оно входит в десятку самых популярных телешоу трех континентов. Казалось нелепым, что ему приказали в одночасье бросить работу и подчиняться указаниям психиатра, пусть даже и такого, с которым его связывали давние дружеские отношения. Но в наши дни, подумал Кохрейн, не так уж и много того, что действительно имеет смысл.

В мире, где города с населением меньше пяти миллионов считались крошечными городишками, ценности весьма своеобразны. Одно из прискорбных последствий жизни на перенаселенной Земле — людей слишком много, а рабочих мест слишком мало. Если у кого–то хорошая работа, а кто–то другой, занимающий более высокое положение, отдает приказ, этот приказ выполняется. Всегда находился кто–то еще (а, вероятней, даже несколько этих кого–то), ожидающий любого рабочего места — надеющийся на него, возможно, молящийся, чтобы его получить. Потеряв хорошую работу, приходится начинать все сначала.

Задание могло быть каким угодно. Но оно, однако, никоим образом не связано с еженедельным выпуском «Часа Диккипатти». И если на этой неделе выпуск запорют из–за отсутствия Кохрейна, он будет единственным, кто потеряет репутацию. Тот факт, что Джед в это время находился на Луне, в расчет не примут. Решат, что он допустил промах. А промах — это скверно. Это ой как скверно!

Я могу хоть сейчас сделать документальный фильм, сердито сказал себе Кохрейн, под названием «Человек, который боится своей работы». Я могу сделать исключительно достоверную передачу. Материала у меня хоть отбавляй!

На миг его вновь придавило собственным весом. Раздался рокочущий шум. Он шел не из воздуха снаружи, потому что никакого воздуха там не было. Это была дрожь самих ракетных двигателей, передающаяся материалу корабля. Управляющие ракетные двигатели корабля корректировали курс судна и выталкивали его на более правильную трассу для встречи с космической платформой, приближающейся к кораблю сзади. Платформа обращалась вокруг Земли шесть раз за день. При дневном свете ее было видно с земли — крошечную звездочку, достаточно яркую, чтобы различить на голубом небе, восходящую на западе и плывущую к востоку, заходя за горизонт.

Снова наступила невесомость. Ракетные двигатели работали не все время. Их включали только тогда, когда надо поднять корабль с земли или остановить его. Лунолет плыл над Землей, которая могла быть залитым солнечным светом шаром, занимающим полвселенной под ракетой, а могла быть и чернее самой преисподней. Кохрейн так и не пришел в себя от мыслей, как головокружительно изменилась его жизнь. Его оторвали от дела, которое он знал и считал важным, и — уму непостижимо! — отправили делать что–то, о чем он не имел ни малейшего понятия. Осознание того, что его работа не важна даже в глазах «Керстен, Кастен, Хопкинс и Фоллоуи», шокировало. Он не имел никакого значения. Ничто вообще не имело значения…

Снаружи снова раздался глухой рокот, и на него опять навалился вес. Потом ракета вновь продолжила свой нескончаемый полет в невесомости.

Затем что–то коснулось обшивки корабля. Раздался отчетливый лязгающий звук. За ним последовало аккуратнейшее, еле ощутимое движение, и Кохрейн решил, что корабль буксируют.

Вес до сих пор не возвращался. Стюардесса начала отстегивать пассажиров, выдавая каждому башмаки с магнитными подошвами. До Кохрейна доносились обрывки указаний по их использованию. Он знал, что шлюз наполняется воздухом из огромной шарообразной платформы. Дверь в нижней части пассажирского салона открылась. Чей–то бесстрастный голос произнес:

— Космическая платформа! Корабль будет находиться в шлюзе еще три часа после дозаправки. Перед отправлением вас предупредят. Пассажиры имеют полную свободу передвижения по платформе и могут пользоваться всеми привилегиями.

Магнитные башмаки не могли удержать ноги на спиральном пандусе, поэтому, чтобы выбраться из корабля, пришлось держаться за поручень. По пути вниз, к выходу, Кохрейн столкнулся с Бэбс. Она с придыханием воскликнула:

— Не могу поверить, что я действительно здесь!

— А я вот вполне могу поверить в это, — проворчал Кохрейн, — хотя это мне не особенно нравится. Бэбс, кто велел вам отправиться в это путешествие? Откуда шли все эти приказы?

— От секретарши мистера Хопкинса, — радостно ответила Бэбс. — Вообще–то, она не приказывала мне лететь. Я сама устроила это! Она велела, чтобы я назвала двух ученых и двух сценаристов, которые смогли бы работать с вами. Я сказала, что одного сценариста будет больше чем достаточно для любой передачи, но вам понадоблюсь я. Я предположила, что это будет работа над какой–то передачей. Так что она изменила приказания, и вот я здесь!

— Браво! — сказал Кохрейн. Его настроение стало еще более ироничным. Он–то считал себя директором, и довольно важным. Но кто–то, занимающий более высокое положение, распорядился им с рассеянной безапелляционностью, секретарша этого человека с его собственной секретаршей определили все детали, а его как будто даже и в расчет не приняли. Он был пешкой в руках владельцев фирмы и разнообразных секретарей. — Не посвятите ли вы меня, Бэбс, в то, что и как я должен буду делать?