Читать книгу - "Гарри Поттер и На самом деле - Михаил Владимирович Уткин"

ведь вы все страдаете от странных и неведомых проблем, аллергий, странных уродств, мутных болезней, психических отклонений, странных перверсий, раннего рака… Суть всего этого одна — пробитое магическое ядро, которое никак не исправить в этой жизни.

Но ты словно сама торопишься на тот свет! Сама отходишь от инструкции, сама стремишься погибнуть!

Сказано: покормила мальчишку, положила в люльку — и не подходи, пока он не обгадится. Обгадился — быстро убрала, помыла, перепеленала и снова отошла. Как можно дальше отошла!

— Ты бездушная скотина, Снейп. А Дамблдор ваш ещё хуже! Как это не подходить к ребенку? Не брать на руки, не…

— Он младенец-маг, идиотка! Не человек. Маг! Пойми ты разницу между тёплой рукавичкой и щукой! Маг-младенец тянет всю доступную магию в себя. В магловском же мире её чертовски мало. Гарри не просто выпивает твое материнское молоко, но и вытягивает из твоего беззащитного дырявого ядра всю вырабатываемую тобой магию. Это для тебя даже полезно, жить становится проще. Почти как маглам. Но когда магия заканчивается, не успевая выработаться, он всё равно тянет. Тянет уже прану. Тянет, даже просто когда прижимается к груди. Прану, которая для голодного младенца за неимением магии тоже пойдёт.

Но прана — это не обычная восполняемая магия. Прана — это твоя суть. Теряя прану, ты теряешь жизнь. Годами теряешь! Ты уже сейчас постарела на несколько лет, идиотка! И не дрожи тут губами. Прана изымается незаметно и даже приятно. Вот только стоит забыться, как отвалишься от младенца высохшей мумией. А он ведь даже не поймёт, что сделал, поскольку совершенно не соображает! Да что тебе говорить…

Снейп выхватил чёрную блестящую палочку и сделал несколько росчерков в воздухе, четко отбарабанив: «Силенцио! Мануали Петунья-Гарри. Обливейт!»

Во рту появился мерзкий железистый привкус. На миг лицо Снейпа расплылось, но тут же сфокусировалось снова. Ногти впились в ладони, и Петунья услышала, как скрипят её зубы. Физиономия зельевара с потрясённо поднятыми бровями была бесценна. Он удивлённо-возмущëнно воскликнул:

— Что? — вновь взмахнул было палочкой, но за его спиной возник хмурый длиннобородый старец с колокольчиками в бороде. Он гулко произнёс, не озаботившись ни жестами, ни палочкой:

— Конфундус, — после чего внимательно всмотрелся поверх очков-половинок в широко раскрытые глаза замершей женщины. Петунья чувствовала, что не может пошевелиться, но понимала абсолютно всё. Что, похоже, в свою очередь понял и Дамблдор. Он вздохнул и проговорил:

— Бесполезно, мой мальчик. Похоже, мы прозевали жёсткий раппорт младенца-лорда, присвоившего себе эту ведьму. Плюс родственница, да кровная привязка… Боюсь, чары посторонних будут постоянно слетать, да и работать будут слабо и вредно. А стирание памяти и так-то на ведьмах не рекомендуется, а тут и вовсе будут разум женщины уничтожать. Она нас услышала, проблему уяснила… Или уяснит позже. Пусть докармливает младенца, как сможет.

В крайнем случае, расплатится годами десятью-пятнадцатью. Это всё же не смертельно. Маглы всё равно имеют природную тягу убивать себя причудливо и разнообразно. А так Петунья бросила курить и выпивать, когда окунулась в магию маленького Поттера. Как раз на эти десять-пятнадцать лет бы выпивкой и куревом и сократила бы свою жизнь.

Закончит кормление, установим артефакт отвращения, который компенсирует раппорт, чтобы тётка Гарри могла, по крайней мере, спокойно жить…

Ох, и не надо делать такие глаза, Северус. Эмоциональная «погода в доме» — это меньшее зло. Ты же сам знаешь, почему необходимо держать малыша подальше от магии до Хогвартса.

Петунья тяжело вздохнула, выныривая из воспоминаний. Контроль и порядок… Эмоции включить, эмоции выключить. Разозлиться — строго в отведëнном месте. У «ведьминого пня» в подвале ковена.

Впрочем, Гарри изменился. Неужели так подействовала опасность? Угроза жизни родственнику заставила разом преодолеть все слои ненависти и неприязни, которые Петунья старательно громоздила вокруг племянника? И ведь получалось почти по-настоящему. А сколько стоило нервов униженное упрашивание Снейпа заблокировать артефакт ненависти, о котором проговорился Дамблдор? О да, она очень хорошо запомнила его появление.

Когда через год молоко иссякло, она вдруг стала ощущать гнев, даже когда просто останавливала взгляд на Гарри. А когда тот начинал кривиться и реветь, появлялась удовлетворëнность, как от хорошо проделанной работы. Она тогда быстро всё поняла и вспомнила. Потребовала его убрать у Снейпа, который часто поначалу навещал дом на Тисовой, тестируя и проверяя. Ох, ладно… Потребовала… Упросила. И Снейпу это далось очень не просто, от чего она до сих пор чувствует, что должна ему. Маг тогда, скрипя зубами и с трудом выдавливая формулировки окольно-завуалированными фразами, рассказал ей об обетах и откатах. Пояснил, что ему необходимо подумать, как их обойти. И принёс засаленный рукописный дневник, озаглавленный:

«Пособие по выживанию для сквибов».

Очень пригодившийся впоследствии.

И почему-то только сейчас начало нарастать понимание, что «по-прежнему» уже никогда не будет. Что-то очень сильно изменилось. Бесформенно, расплывчато, но совершенно всеобъемлюще.

Глава 23. Что едят бедствующие маги

Чëрно-серебристая муть, застилавшая взгляд, схлынула как-то разом. Я одновременно ощутил комок земли за шиворотом, что оторвался от стенки оврага, в которую я с силой вжался спиной, словно пытаясь отстраниться от пустого пространства. Ощутил струйки пота, щекочущие виски. А также вонь мокрых перьев, забивающих все другие запахи вокруг. Но главное внимание сфокусировалось на зрении. Что не удивительно, передо мной оказалось то ещё зрелище.

Примерно в метре расселись рядками десятки лягушек и жаб — серых, чёрных, зелёных, пятнистых. Сидят неподвижно, разве что раздувавшиеся от дыхания горла показывали, что живы. За ними меж расползающимися пакетами с мусором виднелись мыши. Эти то вставали на задние лапки, то опускались на четвереньки, начиная было суетиться, но в следующий миг вновь замирали. Метрах в трёх крупная крыса целенаправленно бежала прочь, даже прыгала… Не сходя с места. А ещё дальше на неё посматривала чёрно-белая дворняга, неуверенно помахивающая хвостом.

— Гав! — сказала псина, и мое внимание переключилось на то, что я держал в ладони. «Поттеровская» часть колыхнулась отвращением, призывая желудок вывернуться наизнанку, но я эту брезгливую часть сжал уже привычным движением воли. Хотя, надо сказать, и мне явление безголового голубя, избавленного от перьев, да с выдранными грудными мышцами со следами зубов, приятным не показалось.

От всякой внезапной крышесносной дичи в жизни очень помогает интеллектуальный анализ, поэтому его защитный механизм включился сам по себе рассуждениями вслух:

— Похоже, уважаемые слушатели, моя магия пригласила вас к обеду, — я обвëл широким жестом мышей и лягушек, обнаружив заодно, что сжимаю в пальцах вырванное бедро голубя на тонкой косточке. Рефлекс выбросить перехватил, хоть и с трудом.

— К обеду… В