Читать книгу - "Суворовец. Том 2 - Анна Наумова"

— не темные… Чтобы ничего подобного! Антонов, особенно ты! Понял?

Колян поморщился, насупился и недовольно дернул подбородком. То ли понял, то ли не понял. Остальные пацаны-суворовцы в удивлении замолчали. А потом начали возмущаться.

— С чего это вдруг, Андрюх? — возмутился Тимошка Белкин. — Испокон веков так было! Учить таких гадов надо! Он с параграфом сначала всех подставил! Теперь вот Красовскую до слез довел! Этак он и вовсе стукачом во взводе у нас заделается… Сливать будет всех и прапору, и взводному. Кто курить бегает, кто в самоволку, кто на контрольных в шпоры подглядывает…

Дурной еще Тимошка. Пубертат у него в одном месте цветет буйным цветом. Не мыслит парень на перспективу. И последствий своих поступков пока еще не осознает. Что ж, оно и понятно. В шестнадцать-то лет…

— А то! Борзый он очень, Лобанов этот! — вторил брату второй близнец. — А борзота как раз так и лечится! Через синяки! Дождемся отбоя, накроем одеяльцем — а там дело техники! И пусть потом доказывает, кто его отделал…

И этот туда же. «Темная, темная». А вот что потом может быть, всем пофиг.

Я вдруг похолодел, вспомнив рассказ о случае в части, который нам недавно поведал сам Лобанов. Не хватало повтора этой истории у нас в училище!

— Да не будет он сливать! — сказал вдруг Илюха «Бондарь». — Не такой это человек…

— С чего это ты решил вдруг, Илюх? — нахмурился я.

Я заметил, что приятель уже во второй раз вступается за новенького. С чего бы это?

— Не знаю… — пожал плечами «Бондарь». — Ну… чувствую я людей, что ли… Вот и сейчас чувствую. Ну, резковат немного Лобанов. Это точно. К бабке не ходи. А еще сам по себе, нелюдимый. Этакий волк-одиночка. И упертый, как баран. Поэтому и идею вашу дебильную с параграфом не поддержал.

— Гнилой потому что! — завелся взводный выскочка — Тимошка Белкин.

— Да не гнилой он, пацаны… — упрямо продолжал гнуть свою линию Илюха. — Своеобразный просто. Андрюха вот тоже не поддержал вашу фигню с обманом историка. Просто Лобанов у нас в компании — человек новый. Поставить себя во взводе хотел… Только вот не с того начал…

— Как бы мы его за это в какую-нибудь позу не поставили, придурка этого! — мрачно заметил несогласный с Илюхой Тимур. — А ты, «Бондарь», хорош козла этого защищать!

— Короче! — подытожил я. — Какие там у Лобанова тараканы в башке, мне фиолетово. Плохой — не плохой — там видно будет! Но об идее с «темной», пацаны, забудьте. Я предупредил! Иначе, не ровен час, он в больничку отправится, а вы — на выход с вещами. Или вовсе в колонию, если тяжкие телесные будут. «Темная» — это вам не в сугробе друг дружку повалять. Мозги врубите. Если не хотите себе жизнь перечеркнуть — выкиньте этот бред из своих бошек!

* * *

Близнецы Белкины, судя по всему, все же пошевелили извилинами и согласились с тем, что идея надавать люлей однокашнику, а потом вылететь из училища или вовсе провести пару лет в колонии — так себе. Другие парни, поостыв, тоже отказались от линчевания виновного. Позыркали, позыркали на Лобанова недовольно, да и рукой махнули.

А посему и я чуть-чуть успокоился и выдохнул.

— И правда, пацаны! — сказал позже в умывальнике Димка Зубов, макая щетку в зубной порошок «Мятный». — Из-за этого новенького вылететь из училища как-то совсем не хочется.

— Ну, в общем, да… — вынужден был согласиться Тимошка, вытирая морду вафельным полотенцем. — Проблем потом будет… Греби — не разгребешь… Полгода в училище — псу под хвост. А еще…

Тут он резко умолк — Тимур пихнул его в бок, красноречиво показывая глазами на вошедшего в умывальник Лобанова. Тот молча поставил на раковину мыльницу и начал приводить себя в порядок. Будто не замечал никого вокруг. Парни, переглянувшись, забрали свои мыльно-рыльные и тоже молча вышли из умывальника.

Я, выходя вслед за ними, кинул тревожный взгляд на Антонова.

Колян, судя по тому, как он зло зыркал на новенького перед отбоем, явно что-то задумал.

* * *

Той ночью в училище я уснул не сразу. Решил на всякий случай проконтролировать, усвоил ли самый упрямый из озлобившихся на провинившегося суворовца мое внушение.

Задача была непростой. Спать после уроков в училище, самоподготовки, строевой и всех прочих событий сегодняшнего длинного дня хотелось жутко. Сознание путалось. Натруженные ноги после полировки плаца гудели. Мой организм зрелого мужика в теле молодого парня, отчаянно зевая, сигналил: «Андрюх, давай баиньки!».

Надавить бы сейчас «на массу», да поплющить харю… Прямо до самого подъема!

Но я специально не давал Морфею себя побороть. Сжимал и разжимал пальцы на руках и ногах, держал глаза открытыми. И почти ни на секунду не выпускал из поля зрения койку, на которой спал новенький. А еще периодически кидал взгляд на другую кровать, где в позе эмбриона съежился под одеялом Колян.

Где-то часу в третьем я решил, что хватит. «Темная» Лобанову вроде бы не светит. По меньшей мере, пока. Да и Коляна с кирпичом в руках у его кровати не видно. Вон как дрыхнет приятель! Без задних ног! Даже носа из-под одеяла не кажет!

Неужто замерз?

Хм… А вот это очень странно!

Сколько я его знаю, Колян не мерз никогда. Родители с детства парня приучили ко всяким закаливаниям. Отец у Антонова — и вовсе среди московских «моржей» был известен как чемпион всяческих видов «моржовских» соревнований. А посему Коляну — что плюс пять, что минус двадцать — одна фигня. Ему всегда было жарко. Даже на уличной зарядке он никогда не ежился. А в кровати так и вовсе спал почти всегда без одеяла. Ноги только прикрывал.

С чего это вдруг сегодня Колян себе палатку под одеялом решил устроить? Может, книжку какую интересную в нашей библиотеке взял и сейчас увлеченно читает ее с фонариком?

Надо бы проверить.

Я бесшумно встал с кровати и подобрался к койке приятеля.

Глава 19

— О-ба-на! Не понял на! — воскликнул я, заходя в умывальник. — С чего-то баня вдруг упала? Захожу руки помыть, а тут уже не сортир, оказывается, а ринг… Не помешал?

Я был не один.

Моему взгляду предстала следующая живописная картина. Колян Антонов, одетый в майку и труселя, усердно