Читать книгу - "Горец. Оружейный барон - Дмитрий Старицкий"

— Ты будешь богатой вдовой. Теперь тебе принадлежит вся гора Бадон, — поддразнивал я ее.

— Не смей так говорить! Мне нужен только ты. Я в город не вернусь, пока ты на войне. Здесь на хуторе перекукую. Тут и воздух чище, и ягоды сладкие. Войди в меня, Савва. Прямо сейчас, и не выходи никогда больше… О-о-о-о-о… Почему тебя нет со мной каждую ночь?

— Потому что я служу. И еще два года буду служить. Сами же меня на службу определили.

— Я тут ни при чем. Это все дядя Оле… Сильнее, Савва… Резче… Еще сильнее… А-а-а-ах, я дочку хочу! Которая будет только моя… Только моя…

Бронепоезд в рассветной мгле скрылся за поворотом, умчавшись к месту временной дислокации. И только запах угольной гари с примесью нефтяной вони напоминал о том, что он тут все же был. Оставив бронеотряд на своего заместителя — гвардейского лейтенанта Атона Безбаха, я сошел там, где когда-то был маленький полустанок, с которого годом ранее меня везли на военно-полевой суд. Место совсем не узнать. Теперь вокруг раскинулся большой разъезд с перевалкой грузов на конную декавильку,^[18] что двупуткой уходила вдоль старого торгового тракта в сторону построенного Вахрумкой полевого укрепрайона.

Как давно это все случилось…

Конки тогда тут точно не было.

Длинные узкие платформы везли в войска продовольствие и ящики со снарядами. Обратно — эти же ящики, но уже пустые, стреляные снарядные гильзы и редких раненых.

Платформы, влекомые каждая парой стирхов, впряженных по их бортам, шли часто.

Солдаты на погрузке-разгрузке работали с огоньком. Все разговоры были только о грядущем наступлении. Надоело людям сидеть в обороне сиднем. Душа простора требовала. И действия.

Нам на всю кампанию выделили один такой вагончик, и в тесноте, да не в обиде мы с относительным комфортом проехали до места. Мудро сказано: лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Солдат эту истину понимает вернее кого бы то ни было. Военно-полевая конка. Что может быть прекрасней? В отличие от автомобиля на ней совсем не трясет.

С собой я взял денщика, все шесть пар снайперов и семь расчетов ручных пулеметов. Считай, полвзвода. Все из рецких стрелков. В каждой группе пара снайперов-наблюдателей и пулеметный расчет. В чеченскую войну еще и гранатометчик в такую группу полагался, но за отсутствием такого оружия… Даже не мечтаю. Не потянет местная промышленность не только гранатомет, но и примитивный фаустпатрон. А вот пулеметчик в прикрытии снайперской группы, думаю, лишним не будет, особенно в разрезе слухов о царских пластунах, шастающих по нашему ближнему тылу, как у себя дома. И еще один пулеметный расчет — моя охрана.

Разлапистый лиственный лес кончился и, въехав в сильно прореженный хвойный бор, мы соскочили с транспорта на кольце и пошли всей толпой в сторону дивизионного начальства. Представляться.

Позиции царских войск в низине представляли собой после трехдневного обстрела унылый лунный пейзаж. Весь в воронках с обрывками колючей проволоки и ломаных бревен. Рыжие пятна повсюду среди серой грязи. Да… экразит — это нечто. Не хуже тола. Особенно когда тяжелой артиллерией.

Обстрел закончился, и среди воронок с той стороны нейтральной полосы началось шевеление. Полетели вверх комья земли с лопат — это царцы откапывали свои блиндажи. В перископ было видно, что за второй линией траншей они формируют санитарный обоз и туда сносят раненых, контуженных и отравленных шимозой.

— Вот сейчас бы взять и вдарить решительной атакой. В штыки! — высовывая голову над бруствером, прозудел мечтательно у меня над самым ухом ротный капитан, у которого я сейчас «квартирую».

— Пригнитесь, капитан, — сказал я приказным тоном.

— Что? Да чтобы я царским пулям кланялся? Не штабным указывать боевому офицеру, как себя вести в окопах. Я тут дома.

— Пригнитесь, вы меня демаскируете, — прошипел я, убирая ручной перископ, в который разглядывал вражеские позиции.

— А вы не празднуйте труса, морячок. Пожуйте-ка пехотный хлеб, — заявил он с апломбом. — Потом в штабе будете хвастать, каков он на вкус.

— Петух. Ты еще на бруствере прокукарекай, — бросил я ему через губу. — Операция в полосе вашей роты отменяется.

— Не очень то и хотелось, — нагло ответил капитан.

Я забрал снайперскую группу и ушел из расположения этого дурака, пока он мне совсем всю задачу не сорвал. Тоже мне Нахимов нашелся: «Не каждая пуля в лоб-с». Не каждая… Адмиралу одной хватило. Именно в лоб-с.

Царцы после трехдневного артналета напряженно ждали нашей атаки, заняв первую линию траншей. Обломились. Я вовремя привез сюда стоп-приказ из ставки. Пусть теперь помучается враг неизвестностью. Зачем его три дня нещадно бомбили?

А вот с безвозвратными потерями у них как-то мне непонятно. Куда они свои трупики складируют? Ничего не видно.

Генеральский блиндаж с осени кардинально изменился. Спальное место командующего теперь было отделено дощатой перегородкой, которую украшал красивый ковер в темно-бордовых тонах. На ковре скрещенное холодное оружие. Наградное. Сабля и палаш. Хвастает начдив своим боевым прошлым. Под ковром кожаный топчан, на котором я как раз и расселся по любезному приглашению хозяина, который разместился в богатом резном кресле красного дерева, таком странном в боевых порядках, диссонирующем с общей обстановкой. Между нами обычный обеденный стол, крытый вишневой плисовой скатертью с желтой бахромой и кистями.

— Вы слышали, флигель, как генерал-майор Курат разменял жизнь на честь — сам повел бригаду у южного форта в штыковую атаку. Хотел бы и я так умереть… Со славой.

Генерал-лейтенант, начальник дивизии, он же сменный начальник обороны полевого укрепрайона, убрав привезенные мной бумаги в сейф, вынул оттуда же графин и сам разлил красное вино по бокалам. Не денщика заставил. Уважил гостя. Гость хоть и в лейтенантских чинах, но из дворца. Таких флигель-адъютантов, как я, у короля Бисера всего восемнадцать человек на все королевство. И они имеют свободный доступ к уху самого… А это… Ну кто понимает…

— Никто не препятствует вам, ваше превосходительство, совершить сей подвиг, вот только без дивизии, а то король не поймет, — поднял я наполненный сосуд и отсалютовал им старшему по званию, прежде чем пригубить угощение.

— Вы так думаете? — Начдив недоуменно поднял бровь.

— Уверен. Я только вчера с ним виделся, и его величество очень недоволен поступком Курата, — сообщил я генералу последние новости из столицы. — Если бы тот выжил, то его ждал бы трибунал. И награждать посмертно его никто не собирается. Как и считать героем. Почти семь тысяч горожан Будвица легли в этой атаке. Раненых почти три тысячи. В городе объявлен трехдневный траур.