Читать книгу - "Горец. Оружейный барон - Дмитрий Старицкий"

Шибз испарился в лабораторию пленки проявлять. Чтобы далеко не ходить и соблюсти максимум секретности, такую лабораторию ему построили здесь же около дирижабельных ангаров. И приставили грамотного матроса-химика из студентов-добровольцев в качестве завхоза, лаборанта и секретчика.

Бывшее поле с одиноким ангаром с осени разительно поменялось. Обросло высоким забором, новым ангаром, в котором Гурвинек строил очередной дирижабль почти в два раза больше прежнего. Казармой, службами… Нормальный такой военный городок появился, только развиваться ему дальше некуда. Места уже нет. Город есть город, хоть и окраина.

Что-что, а новый квартирмейстер в ольмюцкой армии профи. Генерал Саем Молас явился к нам сам к полуночи, один, без сопровождающих лиц, ровно через пять минут после того, как у нас с Плотто все отчетные бумаги и карты были готовы, но сами мы уже валились с ног от усталости. В общем, о нашем походе в город, в штаб, не было и речи. Утра дождутся… такого светлого. Плотто мне уже и гамак приказал повесить в казарме.

Генерал Молас, свежий как огурчик, аж зависть нас прошибла, от чая отказался и сразу стал смотреть карту.

— За что хоть нас так ругали сегодня, экселенц? — не удержался я от вопроса.

Я все же не такой выдержанный, как Плотто. Морского корпуса не кончал. Я хоть и барон нынче, но по натуре «колхозник».

— А вы действительно не поняли?

— Не-а… — замотали мы головами синхронно, как чирлидеры.

Все же разведчики в области чинодральства несколько спокойнее будут. Наверное, так на них специфика службы действует. Ответил он нам охотно.

— За то, что гильдия скотопромышленников сегодня в обед выносила королю мозг на протяжении трети часа, представив восемь дырявых бочек на дворцовый плац, требуя компенсаций, — не стал чиниться генерал.

Плотто неожиданно заржал, будто ему пальчик показали с усложнением задачи.

— Что это с ним? — спросил меня удивленный Молас.

— Понимаете, экселенц, мы сегодня разнесли к ушедшим богам первый разъезд в тылу противника вместе с эшелоном царской взрывчатки. И думали, что нам фитиль вставляют именно за это. А до того дырявой бочкой распугали целый полк царских драгун на рокаде.

— Да две… всего две бочки бросил я на коровьи луга… — еле проговорил корвет-капитан и опять заржал.

Не знаю, плакать тут или смеяться, но своей бомбардировкой полустанка мы сорвали не только все стратегические планы врагам, но и себе все, что можно, обломали.

Согласно донесениям с фронта, через пару часов после того, как мы оттуда улетели, царцы таки взорвали свои мины, которые уже успели заложить под наши полевые укрепления, и обрушили часть наших траншей на склоне того холма, где стоял южный форт. После чего моментально начали атаку неполной пехотной дивизией, врываясь в образовавшуюся брешь наших порушенных позиций, благо всю проволоку, и нашу, и вражескую, от таких взрывов просто сдуло вместе с кольями. И ничто не мешало таранному штыковому удару.

Командир Будвицкой пехотной бригады, прикрывающей форт в полевых укреплениях, не нашел ничего лучшего, как встречно ударить в штыки. И сам попёрся лично охреневать в атаке с сабелькой в руке.

Применить пулеметы со стен форта значило бы в такой собачьей свалке — стрелять по своим. И пулеметы с обеих сторон замолчали.

Завязался встречный бой.

Страшный бой.

Рукопашный.

Как в Средневековье. Штык на штык. Озверение на озверение.

О такой мелочи, как современная техника, позабыли все, лишь бы дорваться до горла врага и давить его лично, сладострастно сдавливая пальцами. За яблочко! За яблочко… Чтобы видеть в упор, как у него глаза на лоб вылезают. Чтобы слышать, как хрипит это стерво, не имея никакой возможности вздохнуть.

Вогнать с разгона штык в незащищенное брюхо и перекинуть обмякшее тело через плечо за себя — кто-нибудь сзади тебя, может, окажется милосердным и добьет. А твой штык с капающей с него кровью жадно ищет новую жертву…

Наша бригада полегла вся.

Почти восемь тысяч человек.

За неполный час.

И было особенно обидно, что именно из этой бригады мы еще не успели выдернуть на завод призванных в нее квалифицированных рабочих Будвица. А их в ней было много. Бригада формировалась в городе как добровольческая. Народное ополчение…

Царцы, несмотря на чудовищные потери, ворвались в форт на плечах отступающих остатков пехотного прикрытия и запустили вперед своих уставших и потрепанных боем частей свежий резерв. И фельдмаршалу Смиглу все бы задуманное удалось — форт бы мы потеряли, если бы его инженеры смогли довести минные работы до конца.

Если бы еще не летали по небу разные козлы типа меня с Плотто, походя пустившие в распыл пять вагонов дефицитной взрывчатки, которой как раз не хватило для подрыва фронта разом на ширину в несколько километров. Вот такой готовился размах. А тут мы… С морячком из торгового флота на штурвале, который и опознал маркировку мешков.

Случай…

Кисмет!

А второе чудо на фортах было рукотворным.

Король, который для своей железнодорожной артиллерийской гвардии особого могущества ничего никогда не жалел, озаботившись появлением в наших ближних тылах групп вражеских пластунов, с которыми не могла справиться полевая жандармерия, обоснованно боясь диверсий, создал в своей дивизии пулеметную роту прикрытия. Или быстрого реагирования, если хотите. Вооруженную пятью десятками ручных пулеметов «Гочкиз». Эту роту и кинули отбивать форт на помощь тем, кто еще держался из гарнизона. На паровозе с двумя прицепленными пустыми платформами.

Еле успели…

Пулеметная рота вынесла царцев из укреплений за два часа, и то только тех из них, кто успел сообразить, что дело стало нечисто. И сделала это с минимальными для себя потерями, так как пулеметчики благоразумно в рукопашный бой не встревали, предпочитая кинжальный автоматический огонь. Зачастую перекрестный. С таких позиций, на которые даже трудно было подумать, что там может вообще стоять пулемет.

Это было первое применение в бою ручных пулеметов вообще. Тем более применение сразу такое массированное. Вряд ли было бы возможно планово такое их количество разом концентрированно ввести в бой. Раздали бы генералы, как всегда, вундервафлю по типу всем сестрам по серьгам, размазали бы по фронту.

На следующий день парламентеры фельдмаршала Смигла попросили трехдневного перемирия для достойного погребения павших героев. И это справедливое требование командующим ольмюцким пехотным корпусом, отвечавшим за оборону фортов, было удовлетворено. Своих также хоронить надо. И врагов бросить, где валяются, нельзя — эпидемии среди своих могут начаться. На наших позициях их трупы лежат. Да и не по-человечески это как-то — бросать кого бы то ни было гнить без погребения.

Только вот для начала свежие королевские войска из резерва несостоявшегося прорыва, прибывшие в форт к шапочному разбору, собрали все трофеи на поле боя.