Читать книгу - "Айвз и Мэллоун - Стася Мэл"

Хозяин замка подождал, пока все займут нужные места – кто вдоль стен, а кто преклонив колено перед троном, – а потом поднялся. На бледных губах его играла улыбка.

– Двери моего замка снова открыты для веселья! – торжественно объявил Эльф.

Публика восхищенно выдохнула, но это почему-то не порадовало мужчину. Он с подозрением осмотрелся, взгляд его пробежался по лицам присутствующих, обшарил углы, задержался на каждой из темных арок и наконец остановился… на мне. Сердце рухнуло, судя по ощущениям запутавшись в кишках. Несколько томительных секунд я провел, обливаясь холодным потом, а потом понял: Эльф, напряженно хмурясь, просто смотрит на разбитое зеркало на стене. Я как будто раздвоился, часть меня оказалась за спиной хозяина замка и теперь видела испещренную паутиной трещин поверхность.

– Господин? – заговорил один из коленопреклоненных.

Решившись приподнять голову, он посмотрел на Эльфа, но тоже нахмурился. Словно и он улавливал мою тень, туманную дрожь моего дыхания. Не стоило испытывать судьбу. Я начал отступать, не до конца понимая, что вообще происходит, но страстно желая оказаться как можно дальше. Шаг, другой, третий, а на четвертом я рухнул в пустоту. Эхо моего крика всколыхнуло пламя свечей, но зала уже завертелась диким калейдоскопом, исчезнув в белой вспышке молнии.

Комнату заливал лунный свет. В нем все казалось не то покрытым слоем пыли, не то заиндевелым. Туалетный столик с изящным зеркалом, перед которым выстроился отряд баночек, возглавляемый граненым пузырьком духов. Кровать с недвижным балдахином. Золоченые подставки. Вычищенный от золы камин с широким зеркалом над ним.

Я шагнул вперед и тут же споткнулся о завернувшийся угол ковра. Удержать равновесие помог столбик кровати, полированная поверхность которого на ощупь оказалась ледяной. Выпрямившись, я еще раз окинул взглядом комнату, заметил в противоположном ее конце дверь, а на пути к ней – скрюченное тело девушки. Дернув уголком губ и не без труда подавив тяжелый вздох, я подошел и присел рядом на корточки.

Леди оказалась юной и мертвой. Нежная кожа побелела, волосы цвета льна выцвели в серый. Решив убедиться, что она не дышит, я осторожно перевернул бедняжку и удивился старомодному платью, неприлично обнажавшему плечи и грудь. Из-под тела выкатилась тускло блеснувшая склянка. Я поднял ее, заметив, что на дне еще осталась мутно-белая жидкость, поднес к лицу и принюхался. Ничего.

Нахмурившись, я встал. Запах отсутствовал не только у бутылочки, у комнаты тоже – ни пыли, ни цветов, ни духов! Ощущение было тревожным и странным, и, словно в ответ на него, наперстянка на ладони начала нагреваться. Приятное тепло мигом превратилось в боль от сотен раскаленных игл.

– Наш-шла-а-а тебя! – От хищного торжества, прозвучавшего в этих словах, у меня заныл позвоночник. – Ты попла-а-атиш-шься!

Позади меня стояла мертвая девушка, та самая, чье скрюченное тело лежало на полу. Лунный свет бил ей в спину, но тени она не отбрасывала, – наоборот, серебристые лучи ползли по моему лицу, точь-в-точь, как по лицам юношей на Призрачной Тропе. Вот, значит, как…

– Я найду каждого, в ком течет кровь предателя Эндрю!

Имя оказалось мне знакомо. Если учитывать время жизни призрака, то подходящий Эндрю родился в семье Грейсдор, и одна из жертв даже приходилась ему дальним, лишенным волшебства родственником! Были Грейсдоры и среди моей родни – правнучка Синеокого вышла замуж за одного из них…

Убийца медленно облизала посиневшие губы, подняла руку – и в пальцах вспыхнула перепутанная синяя нить. Она потянула ее на себя, и мое горло перехватил спазм. Запахи наконец-то вернулись. Ноздри забил аромат холодной разрытой ямы. Теперь нить в руках мертвой плотно обхватывала мою шею, она стягивала петлю, но что-то ей явно мешало. Я все еще стоял на ногах, хоть с трудом, но дышал.

– Ах ты дрянь! – Голос Эбигейл заставил боль в ладони взорваться фейерверком.

Нить ярко вспыхнула, обжигая; от визга убийцы стекла в окне задрожали и лопнули, повиснув в воздухе мерцающей пылью…

Я с криком проснулся, резко сел. У кровати прямо передо мной стояла Эбигейл; пышные волосы распущены, из одежды – лишь свободная сорочка из тонкого хлопка. Я опустил взгляд и заметил, что она босиком.

– Крис! – В мое имя она смогла вложить столько тревоги и возмущения, что мне стало одновременно и стыдно, и смешно.

– Милорд! – Билли со свечой в руке ошарашенно замер, увидев в комнате леди, да еще и в таком виде, в каком ее и отцу видеть не полагалось! – Я слышал крик… – промямлил слуга, потупившись.

Эбигейл покачала головой, я почувствовал движение ее волшебства, а бедный камердинер вздрогнул всем телом и медленно, как сомнамбула, покинул комнату, бережно прикрыв за собой дверь.

– Он будет думать, что ему все приснилось, – проворчала Эбигейл. – А теперь…

Я сжал пальцы на сбитом одеяле и почувствовал, как их коснулось холодное стекло. Найдя склянку, я протянул ее и заметил:

– Кажется, это все-таки мстительный призрак.

Эбигейл приняла из моих рук находку, удивленно приподняв бровь. Как и я, она внимательно рассмотрела бутылочку, а потом понюхала. Сморщилась.

– Пижма, мята и опиум. – Она поставила пузырек на мой стол, брезгливо шевельнула пальцами. – Не удивлюсь, если в составе этой дряни окажется еще и рута со спорыньей.

– Что это за зелье? – Я впервые слышал о таком составе, хотя названия всех растений мне были отлично знакомы.

Эбигейл кинула на меня испытующий взгляд, а потом забралась на кровать. Я подвинулся, пуская ее под одеяло. Когда-то давно, словно в другой жизни, рядом со мной так близко была только Клара. Она прижималась ко мне теплым боком, и сердце начинало биться чаще, наполняя тело волнением. Эбигейл задернула балдахин, окружив нас плотной темнотой. Завозилась, устраиваясь поудобнее, задела меня ледяной стопой, и воспоминания схлынули.

– Зелье… – Эбигейл лежала на расстоянии вытянутой руки, глядя куда-то в складки ткани над головой. Ее голос звучал задумчиво. – Ну, если эту отраву можно так назвать, то для избавления от ребенка.

Я вспомнил скрюченное тело юной девушки у моих ног и то, во что превратилась ее душа, – чудовище, предвкушающее очередную смерть. Эбигейл снова заерзала, повернулась ко мне, и я увидел, как в полумраке светятся ее глаза: синий и янтарный.

– Не хочется это признавать, – негромко кашлянув, начала она, – но я была не права. Убийца – призрак. Я видела ее, и у нее действительно есть мотив.

– Месть. – Возможность услышать, как Эбигейл признает свою неправоту, стала для меня наградой, достойной смертельного риска, но я постарался этого не выдать.

– Да. – Она кивнула. – И прекрати так улыбаться! Ты привлек внимание монстра! Чуть не умер! По твоей милости я не могу оставить тебя даже для того, чтобы одеться, не говоря уже о том, чтобы спать в своей удобной постели!

– Извини, забыл, что ты видишь в темноте лучше кошки! – Я все-таки засмеялся, и в этом смехе были и пережитый страх, и лицо Билли, когда он вломился в комнату, и облегчение, и радость. А может, и что-то большее.

Сначала Эбигейл только возмущенно сопела, но потом тоже засмеялась. Мы хохотали, пока на глазах не выступили слезы. На смену истерическому веселью пришли усталость и опустошение, и, хотя сон требовал свое, я не мог отдаться его объятиям, не задав мучивший меня вопрос:

– Она не вернется, когда мы уснем?

– Нет… – Эбигейл повернулась ко мне спиной. – Пока я рядом, она не вернется.

Когда она была рядом, даже кошмары отступали. В ту ночь, когда я все-таки заснул, я не видел ни тронного зала с хрустальным троном, ни болот, поросших бледной осокой, ни лесов, где среди искривленных ветвей вспыхивали злобные взгляды неведомых существ.

Запись 6

Когда я открыл глаза, вокруг царил полумрак. Свет дня наискосок прочертил свой путь по кровати сквозь неплотно прикрытый полог. Наверное, Эбигейл, уходя, оставила его так. Я вздохнул: а говорила, что я в безопасности, пока она со мной…

Поднявшись, я окинул взглядом комнату, заглянул в смежную – ванную, – но Эбигейл не было. Зато на столе лежала записка, на подставке стоял еще теплый завтрак, а над водой в ванне поднимался легкий ароматный пар. Подняв листок бумаги, исписанный изящным почерком с завитушками, я прочитал:

«Надеюсь, ты выспался, потому что я – нет.