Читать книгу - "Акула пера в СССР - Евгений Адгурович Капба"

да, это они могут. Но малярные, строительные работы? Чтобы потом всё равно мы с вами это переделывали? — Волков ощерился, иронично глядя на партийца. — Хотя чего это я? Вы-то ничего делать не будете. У вас туфли югославские, еще испачкаются.

Второй секретарь как раз и был из тех хлыщей в импортных костюмах. Товарищ Веселов, красивый и статный, как с картинки. И он явно пребывал в растерянности. Наверное, Сазанец уверял его, что всё в порядке, и никаких проблем не будет, а теперь он оказался по уши в дерьме.

— Я вижу, что вы темой не владеете, — отрезал Василий Николаевич, — Потому заседание Комиссии объявляю закрытым. Да! Пресса — останьтесь. Подумаем с вами, как это всё подать… Чтобы не позорить товарищей. По срокам все понятно?

Нестройный гул голосов членов Комиссии стал ему ответом. Задвигались стулья, собравшиеся расходились. Вообще — это было нонсенсом. Руководитель градообразующего предприятия взял на себя еще и такую серьезную общественную нагрузку — и относился к ней со всей ответственностью. Для Волкова война была делом личным — она закончилась, когда ему исполнилось пятнадцать, и с сорок первого по сорок третий год он рисковал жизнью, будучи партизанским связным, а потом дошел до Праги в качестве сына полка, встретив День Победы в пятнадцатилетнем возрасте. И здесь, в дубровицкой земле, лежало очень много тех, кого Волков знал в лицо, кому жал руку и с кем делил кусок хлеба.

— Белозор? Наслышан. Заметку о заседании Комиссии дать можно, но корректно. Я погорячился. Да! Всё это публиковать не следует. Вы человек разумный, думаю — сформулируете как положено. Мне из приемной докладывали — вам нужны передовики производства для статьи? Приходите завтра в заводоуправление, как раз всё обсудим. И заметку по сегодняшней теме приносите почитать — поправим, если что.

— Понял вас, Василий Николаевич, всё сделаю. Завтра в девять буду на проходной!

— Я их предупрежу, чтобы вас пустили, — Волков энергично кивнул. — Знаете, Белозор… Я ведь прессу читаю. И вот судя по вашим статьям — вы наконец поняли, чего хотите… Нет, не так. Вы решили жить по-другому, в корне изменить себя. Да! Все хотят, чтобы что-то в жизни произошло, и боятся, как бы чего не случилось. Вы перестали бояться. Я — давно не боюсь. Кажется, мы сработаемся.

Он пожал мне руку на прощанье своей сухой, крепкой, как черенок топора, ладонью и вышел вон из кабинета.

Если у Исакова энергия была жаркая, молодая, прыгающая — он заряжал ею людей, и хотелось бегать, прыгать и суетиться вместе с ним, то при виде Волкова желание было только одно — пригнуться и подождать, пока стихийное бедствие пронесет мимо. Его сложно было назвать позитивным и добрым человеком, но мало кто мог лучше него организовать и настроить работу в любом начинании, любом проекте. Кажется, всей Дубровице, а может быть и всему Союзу повезло, что он выбрал светлую сторону и связал свою жизнь с производством. Из него мог бы получиться устрашающий злодей: какой-нибудь криминальный авторитет или большой чин в спецслужбах.

Я поспешил следом за Волковым — заседание проходило в городском Доме культуры, и встретиться здесь с Машенькой Май мне не улыбалось. Сцена бы последовала практически наверняка, а сцены я не любил — от слова совсем. Даже Тасины слезы по поводу моего мнимого адюльтера несколько выбили меня из колеи. Но — Таисия была искренней, и, главное, отходчивой. Она умела признавать свои ошибки — черта для женщин чрезвычайно редкая. А Машенька, не к ночи будет помянута…

А Машенька целовалась вовсю в гардеробе с каким-то офицером. Почему с офицером? Так я видел его погоны. Капитан, получается. Мне пришлось ускориться, чтобы миновать просматриваемый участок, но слегка растерянный взгляд Май я поймал через огромное, в полстены зеркало. Вот ведь гадство! Еще вообразит себе невесть чего — например, что слежу за ней, или еще какую несуразицу…

Я вышел через черный ход в смешанных чувствах. Женщины, женщины… Дичь-то какая! Правильно в песне пелось: первым делом — самолеты! Ну а девушки…

* * *

Про девушек надумать я не успел, потому что полетел в кусты, получив хороший такой удар в поясницу. Повезло мне с белозоровской координацией — тело само сгруппировалось, и я покатился по земле, собирая на костюм собачьи какашки, прошлогоднюю листву и мелкие щепочки. Судя по звукам, за мной сквозь заросли ломился как минимум носорог, а потому самой лучшей тактикой показалось откатиться в сторону. Бежать от носорога — дурацкая идея.

Носорог он и есть носорог — пробежал мимо по инерции. На голову ниже меня, квадратный и мясистый малый лет двадцати пяти, белобрысый и курносый. И пьяный. Господи Боже, другие попаданцы сражаются с нацистами, спасают миры от вторжения демонов, упокоивают нежить, а я… А я могу с алкашами подраться.

Он здорово меня разозлил вообще-то, этот курносый носорог.

— Какого хера тебе от меня надо? — всё-таки уточнить стоило.

Вдруг он перепутал?

— Я те покажу, как к чужим бабам шастать! — парень явно не был настроен на конструктивный диалог.

Он ринулся на меня снова, размахивая кулаками. Ну вот такой у нас народ — добродушный и пофигистический, в массе своей. И черты эти сохраняет до последней крайности, ну или до донышка выпитой емкости с алкоголем. Донышко — это такой портал в другую реальность, где белорус превращается в паладина истины и рыцаря справедливости. Он может наговорить злых и очень обидных вещей, ведь правда же! Люди должны знать правду! Может пойти расшибать голову соседу — ведь сволочь же! Сволочей таких под небом голубым терпеть не положено!

А то, что правда эта никому ни шла ни ехала, и сам — точно такая же сволочь, как и сосед — это как бы и не важно. Вот и тут — очередной народный мститель, решил кровью смыть позор…

— Ты часом не обознался? — всё еще пытался решить дело миром я, уклонялся от его мощных и неуклюжих выпадов.

Публика в скверике за ДК развлекалась вовсю — не каждый день ведь увидишь, как посреди центра города волтузят друг друга два огромных мужика! Еще и подбадривали, мол, дави, дави его! То ли в этот период народ действительно решал вопросы с помощью кулаков достаточно часто, то ли я вызывал у местных массу раздражения — но в будущей жизни драки для меня были нонсенсом, а тут превращались скорее в правило. И нескольких дней не проходило, чтобы мне не пытались размозжить всю голову!

— Ты… Сраный… Белозор! Я