Читать книгу - "Альтер эво - Анастасия Александровна Иванова"

– Как бы… На самом деле – нормально. Нет, правда. Понимаешь, то, что я здесь появился, – это новая информация. Больше информации. А информация – это ценность. Я как бы передал ее тебе, поделился. – Ворона Марк пытается почесать себе лапой то место на голове, где у собак уши, а у птиц неведомо что. – То есть я тебе в общем-то добро причинил, хочешь верь, хочешь нет.

– Не верю, – отрезает Майя и агрессивно дожевывает бутерброд.

– Информация – это кровь жизни, – пробует ворона по-другому, нечаянно ударяясь в поэзию. – Чем больше данных – тем больше точек ветвления. Привнося в твой мир новые сведения, я даю ему больше возможностей развиться.

– Но это уже не я буду там развиваться, ведь так? – Майя тут же вспоминает, как пару часов назад перед ней стоял Степан, как волновался, тыкал пальцем в березу и бредил, и настроения это ей не улучшает. – Это будет какая-то другая я из другой ветки, так?

У вороны не очень решительный вид. Как у того, кто собирается открыть собеседнику глаза на неприятную очевидность, насчет которой все вокруг давным-давно в курсе.

– У меня такая работа, что я вижу много других альтернатив, – заходит она издали. – Я в них даже не заглядываю, просто проплываю мимо. Ты не представляешь, сколько их на самом деле. Любая мелочь, одна песчинка не в том месте – и вот тебе сотня новых вариантов. Наш с тобой сегодняшний разговор – миллион вариантов. Сейчас же, сию секунду. А еще через секунду вариантов станет миллиард, ведь ветвление никогда не прекращается. Через сутки их будет запредельное число… То есть было бы, если б они не схлопывались.

Он замолкает. Майя сдвигает брови, пытаясь ухватить суть. Миллиард вариантов… миллиард копий ее самой.

– Ты хочешь сказать, нас столько, что, когда с одной – со мной – что-то случается, это не значит вообще ничего? – медленно произносит она. – Что невелика важность, что бы ни произошло с отдельно взятой альтернативой? Потому что их еще бесконечно много?

– Потому что они бесконечно подобны, – уточняет ворона Марк. – Их не просто много. Их много практически идентичных. Различие между двумя соседними альтернативами – это какая-то сущая кроха информации.

– Тогда… Тогда, конечно, и правда все равно, – бормочет Майя смятенно: еще бы, кто же мог ожидать, что его оценка собственного места в мире подкрепляется законами физики. – Одна ли я, другая ли…

– Фундаментально ошибочная мыслительная привычка, – сочувственно клекочет ворона. – Воспринимать себя как нечто исключительное. Как фигуру с переднего плана, в свете прожектора. Тогда как ты – просто массовка. Мой учитель говорил, что преодоление этого заблуждения – первый шаг к…

– Ты не мог бы улететь, а? – Майя резко встает со стула. – Будь так добр, пожалуйста. Спасибо.

– Ка-акк?

– Отвяжись от меня. Оставь в покое. У меня и без тебя в жизни такого дерьма полно. С горкой. Проваливай.

– Мне никак, – винится ворона Марк. – Прости. Меня постоянно сюда выносит. Я не могу работать. И ничего не могу поделать. Боюсь, что, пока я не получу здесь то, что ищу, я так и не смогу от тебя отцепиться. Это именно ты. Мне что-то нужно от тебя.

На несколько секунд Майя так и замирает, стоя, глядя сверху вниз на птицу на столешнице. Ветер играет с салфеткой на тарелке из-под бутерброда. Салфетка прижата горбушкой, но все равно это слабое движение, похоже, не может не привлекать внимание вороны, которая нет-нет да дернет головой в том направлении.

Потом на лице Майи медленно, как фотография на инстакарточке, проявляется темная улыбка.

– О. Смотри-ка. Так все-таки не все равно? Значит, прожектор-то все же на мне, да?

И она забирает пустую чашку и уходит с балкона, и запирает за собой дверь.

11

Марк не в силах ее ждать. Ему очень тяжело ждать, в этом-то теле. Неудобно и мучительно.

Но он ждет, сколько может.

Сначала он сидел и ждал на столике на балконе. Потом перепрыгнул-перелетел на кухонный подоконник – кухня была темна и пуста. Вернулся и попытался заглянуть в окно комнаты, но она задернула шторы. И не подошла к двери, даже когда он начал стучать клювом по порожку и чуть не расклевал его вдребезги.

Вот взяла и разобиделась, как мелкая девчонка. Он всего-то и сказал, что таких, как она, в этом мире по десять на пятак дают. Ну что за ребячливость, право слово.

Марк попрыгал по столу. Затем ему удалось взлететь, и даже безаварийно, над зданием, подняться через крышу: пришло в голову, что, возможно, у ее квартиры есть окна и на другой стороне. С крыши стало видно, что у серой квадратной постройки ни конца, ни края нет, – словно это какой-то бескрайний склад или там сборочный цех, уныло-однообразный, функциональный, кряжистый, – и обозленный Марк вернулся на столик. Понастроили хрени всякой.

Блин, ему уже очень-очень пора продемонстрировать нанимателю хоть какие-то результаты. Он, мать его, должен разгадать этот чертов ребус. А для этого ему нужна она! В этой истории она – как магнитный полюс, долбаный пуп земли. Его нацеливает на нее, точно стрелку компаса. Как она смеет вот так уходить, когда ему от нее что-то нужно?!

– Горбушечку-то для птички могла бы и размочить! – в бессильной ярости прокаркал Марк и тюкнул несчастную попку батона клювом так, что она вылетела за балконное ограждение.

В итоге он сдался, с раздраженным наслаждением покинул воронье тело и всплыл, и вновь оказался на скамейке в поместье Старкова. Над заливом густились сумерки, и делалось, ей-богу, удивительно оттого, что никто до сих пор не пришел полюбопытствовать, какого нечистого он тут забыл и не желает ли отвалить подобру-поздорову.

По дороге домой Марк решил выжать из «кингфишера» все и сам поразился тому, насколько это успокаивало. Кар был не новый, и в чем-то это чувствовалось, но по дорожному полотну скользил бритвой, а за повороты цеплялся, будто приклеенный. Неожиданно для себя Марк подумал, что вполне понимает удовольствие владеть подобной игрушкой. Пусть даже он достаточно развит духовно, чтобы не привязываться к подобным глупостям, и живет в городе, и там она на фиг не нужна, и в его распоряжении имеются куда более достойные и зрелые способы произвести на себя впечатление.

Марк описал очередную плавную дугу и тут же почувствовал, что кар больше не слушает управления.

Инстинктивно он судорожным движением надавил на тормоз. Задним числом понял, что тормозить