Читать книгу - "Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства - Александр Нерей"

возможность просмотра содержимого. В общем, после моего активирования все экраны показывали одну и ту же безжизненную картину без каких бы там ни было растений и признаков наличия пресной воды. Светло в каждой, но без признаков жизни.

Пришлось возвращаться несолоно хлебавши.

— Я тебя у деда Паши ждать буду. Как освободишься, получишь последнюю пару пропусков. Слышишь меня? «Да-да-да». Балда. Ну и ладно. Смотри свою хронику Великой Отечественной, — в шутку оскорбился я на обучаемого и, не беспокоя ЭВМ, убыл с астероида сквозь пахнувший растворителем символ “S”, не забыв захватить баночку краски и пару кистей.

Томление неизвестностью

— Если Николай долго не появится… Как только смеркаться начнёт, так его лисапет к деду отнесёшь? Очень всякими телепередачами увлёкся, — пообщался я с Семалией уже в полёте с Фортштадта.

Кармальдиевна сразу же согласилась, и через пяток минут я попал как кур в ощип.

— Докладывай, как человека прошу! — велел хозяин хаты, встретив меня посреди двора с малярными принадлежностями наперевес.

— О чём это? Угодник, что ли, не понравился? — спросил я, не понимая, чего от меня требуют, и от неожиданности едва не выронил чужое добро наземь.

— Кто это был? Какой такой, Николай Григорьевич? Да ещё и мой знакомый? Докладывай!— продолжил дедуля допрос с пристрастием

— Вот же, вам здрасти. Мы ваше счастье. Ну сколько можно? Николая так прозвали после того, как почти погиб. Дядька мой и твой товарищ. Довоенный друг. Сам же рассказывал про квочку и фугас, — начал я докладывать, а Павел так и осел.

Приземлился на лавку у входа в девчачью времянку и устремил взгляд в никуда, а не в синие дали, как умел только мой, Семёнович из Скефия.

— Тишкина фуфайка… Я же тебя в самый первый день спрашивал. Ты на Палашкиного сына похожий своей тёмной рожей? Вона, как. Внук, оказывается? Василия сын? Но ведь он же гуляет на улице… О чём это я? Ты же с других… Так, что же это, получается… Это Николай её? Живой, но… Ещё и молодой? Чудеса расчудесные. Распрягайтесь. Приехали…

Где там моя Кондрашка Семёновна? Не торопится ещё?.. Тогда докладывай. Ты, стало быть, не только наш Катализатор, а ещё и… Дык, вы же оба родственники! Эвон, как всё завернуло, — очумел Павел от вестей-новостей, вскочил с лавки и начал отплясывать – семенить туда-сюда по двору, как игрушечный Топтыжка.

— Тебя что, контузило? Ну, и со мной, конечно, так бывало. Я думал, что уже объяснился с тобой. Сколько раз своё отчество говорил, да обо всей округе рассказывал, — попытался неуклюже повиниться, но Павел никак не отреагировал.

— Где твоя мамка работает? — ни с того ни с сего, спросил дед, и сам же ответил: — На Шоколодочной фабрике. Так он, пострел, отвечает. Это что же с него вырастет, а? Всем нам прикурить даст и… Не только затылки отполирует.

— Фотографии свои, куда дел? — спросил я дедулю. — Старикан-пеликан, не танцуй нам канкан. Я их Николаю хотел показать. Очнись уже. Самогонки дерябни. Или компота. Хватит меня пугать. Тебе же Добрая долгую жизнь не обещала, а, значит, побереги голову и сердце от сотрясений и потрясений.

— В комод снёс, а зачем – запамятовал. Может, другим Павлам похвастаться собирался? В сарай всё складывать начал. Хату не захламлять чтобы и… И на кой я это сделал? — взревел дед не своим голосом и засеменил в сторону сарая.

— Во-во. Неси назад. Николаю покажешь, а не Павлам. Память к нему начнёт возвращаться. Может ведь так статься? А вот, мне-то, чем заняться? — ударился я в меланхолию, предчувствуя долгие мытарства в поисках выхода из окружавшего меня прошлого времени, из параллельного мира, из параллельного же кластера Млечных Путей.

* * *

Николай возвратился только через четыре дня. Целых четверо суток терзал Образ. Но и она тоже хороша, электронная домомучительница. Восемь часов работала диктором, а потом заставляла отдыхать. Ещё и следила, чтобы спал. Чтобы хорошо питался. Чтобы не только в её телевизор пялился, а думать успевал, анализировать. Память его по два раза на дню проверяла, возвращаясь к «пройденному материалу».

Павел пару раз летал в сторону астероида, но в тот же час возвращался ни с чем. ЭВМ обо всём подробно докладывала, что дядька у неё, что спит, ест, учится, и так далее. И дед не солоно хлебавши прилетал обратно.

Всё уже было готово к приёму дорогого гостя и старого знакомого. И фотографии, и угощения, и подновлённые «бабкиным» самогоном воспоминания.

Павлы все разом сошли с ума и почти передрались за право быть настоящим и единственным земляком, но миры набрали в рот воды и на эту тему не распространялись. Так и осталось тайной, где именно появился молодой казак без памяти, зато с вечной военной молодостью.

На третий день у дедов была грандиозная пьянка с братаниями, с зароками «больше не делить неделимое», и всё как будто затихло. Пока на четвёртый день не явился сам неделимый.

— Харлей у вас?.. Хорошо-хорошо. Спасибо за хранение. Нет-нет. Не останусь. Не могу пока. Нужно очень о многом подумать. Нет, не рассказать, а… Нет, не вспомнить, а… А и не знаю, что делать. Но я пока поеду к Каликам. Прощайте. Спасибо за всё, — как до него контуженный новостями Павел, так же и Угодник, мало что соображая, вывел под уздцы мотоцикл и засобирался домой.

— Погоди минуточку, дяденька. Я тебе последнюю порцию пропусков впаяю, и отбудешь в полёт, а не в поездку. Сёма, красавица! Проводи героя, контуженного – новостями нагруженного, — успел я проститься с дядькой, ткнув ему пару раз левым локтем в родственный локоть. — Пропуска сданы на благое пользование и мирное использование. Не прощаюсь. Бывай. Служи, лети и свети! — напутствовал я Николая, и тот, воспарив на заведённом Давидовиче, был таков.

Улетел с мирной помощью. «Бум-бум-бум-м-м», — уплыл голос Давидовича вдаль, и всё кругом затихло.

— По ком слёзы льём? Не помер он, а только жить начинает. Осознанно жить, а не марионеткой. И светом воссияет, вот увидишь. А не бутылкой по затылку, — вцепился я Тузиком в деда, залившегося горькими слезами, чтобы самому не заняться тем же самым.

— И как я мог на такого человека…