Читать книгу - "Бастард. Книга вторая. Морок - Андрей Готлибович Шопперт"

разворачивая строй в линию. Не успели. Шведы дали дальний залп с двухсот шагов. почти весь наш первый ряд рухнул от выстрелов врага. В том числе упал и командир одного из батальонов. Наши пушки тявкнули пробив в тесных порядках шведов кровавые улочки. А вот и наш залп. Враги в первых рядах попадали. Тут из лощины снова появились всадники, если они прорвутся в тыл, то нам конец. Прозоровский даёт команду дать залп по конным. Стреляем. В дыму плохо видно, но раз конница не ворвалась на наши позиции, то мы попали по ним удачно. Наши пушки снова прореживают вражеский строй. Шведы стреляют. Нас всё меньше и меньше. От двух батальонов, наверное один целый остался. Прозоровский кричит в рупор:

— Ещё один залп и в штыки!

Замечаю, что убило наводчика-фейерверкера у ближней к нам пушки и остальные канониры застыли в нерешительности, кому встать к запалу. Прозоровский соскакивает с лошади и, бросив поводья денщику, за пару секунд добегает до пушки. Соседние в этот момент бьют по шведам, обволакивая позицию дымом. Семён не меняя прицела, бьёт в сторону шведов. В этот момент наш второй пехотный капитан выходит перед строем пехоты и вместе со знаменосцем и барабанщиками начинает движение в сторону неприятеля. У шведов, вероятно капралы, прокаркали команду к выстрелу. Очевидно, что весь огонь двух шведских полков был направлен на эту группу впередиидущих смельчаков. Капитан, знаменосец и несколько барабанщиков падают. Батальоны сконфузившись, останавливаются после мощного залпа шведов.

Неужели всё? Эх, была не была!

Скачу на лошади вперёд, соскакиваю перед строем, хватаю знамя и рупор, кричу в сторону солдат клич Киры:

— Все, кто меня любит — за мной! Ура!

И начинаю бежать в сторону шведов. Бойцы, обгоняя меня, с таким остервенением бросились на врага, что шведы сначала попятились, а затем и побежали.

Место действия: окрестности города Переяславль-Залесский.

Время действия: август 1612 года.

Виктор Вайс, герцог Виргинский, князь Себежский и Сибирский, попаданец.

Ну, вот и всё. Мы успели первыми оседлать высоты у дороги. Вокруг непролазный лес на десятки вёрст. У противника оставался один путь — лобовая атака. Ни шведам, которые нанялись за деньги, ни касимовским татарам, что пришли за добычей просто так умирать не хотелось. Поэтому и началось «стояние». Пять тысяч наших с тридцатью пушками, против двенадцати тысяч ненаших(семь тысяч шведов, три тысячи татар и две тысячи московских стрельцов с пятью пушками).

Это могло бы долго продолжаться, но время играло не за нас. Нам нужно в Москву. Противник встал тремя лагерями за рекой Ветлянка (шведы, татары и стрельцы).

Ко мне в лагерь пришёл местный охотник Фёдор, который ещё и печником подрабатывал. Его сын, городской стрелец Прокоп Фёдоров, записался в мою четвёртую бригаду и прислал домой письмо о житье-бытье. Отец гордился, что сын служит у такого знаменитого полководца и был весьма озадачен, увидев перед собой двадцатилетнего юношу.

— Я это, княже… Дороги знаю. Хожу то печки складываю-ремонтирую, то на охоту, то бортничать.

Мнётся. Я помогаю промычав:

— Ну-у…

— Супостаты свеи с татарами за рекой стоят, а вокруг лес дремучий. Только есть в том лесу тропа. О ней мало кто знает. Нужно дойти до села Красное, где Вознесенская церковь и перейти через Трубеж. Там вода в броде по колено. И через Болшевский лес по тропе можно и в тыл супостату. Я в Ливонскую в городских стрельцах на вашу Ригу ходил. Так что я с понятием. И сын Прокоп весь в меня. Вы уж не забижайте его в своём Себеже. Н-н…да.

Фёдор почесал затылок, ловя ускользающую мысль:

— Проведу я отряд ваш, аккурат на Скулино, где стрельцы с главным воеводой стоят. А дальше уж вы без меня. Стар я уже. Да и аркебуз мой слабосильный. Только на полста шагов зверя бьёт. Видимо что-то в стволе нарушилось. Или порох плохой в лавке подсунули. Не суди, князь. Биться я не смогу. Стар уже.

Поняв, что охотник собирается тянуть волынку по второму разу, я спросил:

— Пушка по тропе пройдёт?

— Да ты что, княже? Тянул я пушку Инрог с сотней посошных. Сани трёхсаженной ширины, чтобы в лужах не застрять, а под сани брёвна пяти саженные… Целую просеку через лес в Ливонии пришлось вырубать и пни выкорчёвывать. Десять вёрст целую седьмицу через лес шли. Не пройдёт, — уверенно заявил знаток артиллерии.

— Ну, у нас пушки поменьше… А двое конных по тропе в ряд пройдут?

— И двое, и, может, трое пройдут, если потеснятся.

— Вот и ладно. Иди перекуси на кухне и с моим офицером завтра поутру в путь.

Я отправил с охотником драгунский полк и четыре трёхфунтовые пушки на новом лафете. Днём в тылу врага послышалась канонада и треск мушкетных выстрелов. Шведы построились, но в бой из укреплённого лагеря не пошли. Боялись, что мы их возьмём в клещи. Татары тоже, не будь дураки, узнали, что случилось и ушли на Владимир по другой дороге.

Наши взяли Скулино малой кровью, могучим ударом. Генерал Романов-Каша отбивался до последнего и погиб, как герой. Стрельцы разбежались по лесу и небольшими ватагами тоже пошли в сторону Владимира. Я приказал их не преследовать. Русские ведь люди.

От шведов прибыл парламентёр. Молодой генерал Эверт Горн желает встретиться.

Встретились. Вспомнили, как давным-давно я, Кира и Иван Заруцкий гостили в замке его отца. А Кира тогда ему заливала, как она-девочка сражалась с пиратами. Генерал расчувствовался:

— Я когда узнал о её страшной смерти, то очень опечалился. Она была дамой моего сердца. Думал, что вот закончится Смута и посватаюсь к ней. Я тогда уже капитаном был и Ростокский университет, как и Ваш отец, закончил… Жаль, что не сложилось. А то она бы уже нянчила наших детей в замке Гапсаль(Хаапсалу).

Я пропустил мимо ушей его лирическое отступление и обозначил условия:

— Вы подписываете бумаги, что обязуетесь по пути в Эстляндию не грабить наших городов и деревень. Сдаёте мне всю вашу войсковую казну. Я выделяю вам деньги на еду и фураж на две недели. И вы уходите. Если никого не тронете, то присылаю ваши деньги в Ревель. Если не сдержите слова — пропали ваши денежки.

Генерал посмотрел на мои пушки, потом на свой лагерь. И согласился.

Шведы ушли на следующий день, оставив двести тысяч ефимков(талеров). Мой друг детства, полковник Иван Молотов дал отчёт о вчерашнем бое его драгунского полка:

—