Читать книгу - "Кремень и зеркало - Джон Краули"

конце концов ноги сами вынесли его обратно, к заливу Клю. Весна уже сменялась летом; по крайней мере, хоть это он заметил. Даже эта каменистая земля расцвела – да так, что Соломон во всей своей славе не потягался бы с нею пышностью убора. Кормак сел на молодую травку, отвернувшись от огромной горы на востоке (он не знал, как она называется, но один лишь вид ее действовал так же гнетуще, как тень Бел-Балбена), и стал смотреть на воды залива, сиявшие блаженной синевой. Он не ел два дня. Наверное, в такой чудесный день и умирать будет нестрашно.

И тут во влажном воздухе над заливом возникло нечто, чему он тоже не знал названия, – огромное, похожее на дракона, оно словно поднялось прямо из-под воды. Когда оно подошло ближе и стало еще больше, Кормак понял, что это не подводное чудище, а творение рук человеческих – морской корабль, галеон. Длинные весла поднимались и опускались снова, погружались в воду мощным гребком и толкали корабль вперед – и все это в совершенном согласии друг с другом, как будто всеми правил один человек. Порывы ветра раздували квадратный парус, на котором Кормак вскоре разглядел красного вепря – тот шевелился, как живой, когда парус слегка обвисал или натягивался снова. Корабль лавировал среди островков на мелководье; высокая мачта клонилась то в одну сторону, то в другую, словно меняя партнеров в танце. «Какое же тут надобно искусство!» – подумал Кормак. До берега оставалось уже совсем немного, когда корабль сделал крутой разворот: казалось, он сейчас пустится в обратный путь, но нет, он по-прежнему двигался в сторону суши, только теперь – кормой вперед. Внезапно на берегу показались люди – они бежали туда, где должен был причалить корабль, а матросы на высокой палубе уже тащили к борту тяжелые бухты просмоленных канатов. Кормак с интересом смотрел, как со стороны кормы выдвинули и с превеликими усилиями и осторожностью опустили какую-то большую, странного вида доску; люди на берегу между тем забежали в воду, подхватили концы канатов и, забросив их себе на плечи, повернули обратно. Кормак не поверил своим глазам, но они и впрямь потащили корабль за собой; матросы с палубы подбадривали их громкими криками, а им вторил парус, хлопающий на ветру. Сидя поодаль на лугу, Кормак все равно услышал, как днище корабля скребет по песку. Вот уже убрали весла и начали сворачивать парус; выбросили веревочные лестницы; несколько моряков спустились по ним с уверенным проворством, спрыгнули в воду и побрели к берегу сквозь прибой. Наблюдать за всеми этими трудами и подвигами моряцкого искусства было так увлекательно, что Кормак не сразу заметил, как прямо на него ползут через заросли пырея какие-то повозки, запряженные волами. Большие, скрипучие и неповоротливые, они упорно продвигались к берегу и едва ли смогли бы остановиться, так что Кормак вскочил, чтобы его не стоптали, и затесался среди мужчин и женщин, подгонявших волов. Завидев повозки, люди с корабля радостно закричали и замахали руками.

Потом один из моряков указал на Кормака. Недолго посовещавшись, к нему выслали двоих. «Может, сбежать?» – мелькнуло у него в голове. Вдруг его схватят или убьют? Кормак не представлял себе, зачем бы им его убивать, но все-таки повернулся и двинулся прочь от берега. Когда двое, направлявшиеся к нему, перешли на бег, он тоже припустил бегом, но через несколько шагов упал от слабости. Пока он пытался отдышаться и встать, его уже схватили за руки и стали поднимать силой.

– Ты кто такой, парень?

– Никто.

– Как тебя звать? Чьих ты?

– Никак.

Может, надо было сказать им правду – что он теперь попросту не знает, кто он такой?

– А чего ты здесь сидел и смотрел на гавань? И чего побежал?

– А что, нельзя было? А чего побежал – ну, так вы меня напугали!

– Шпион?

Кормак промолчал, прекрасно понимая: будь он шпионом, первым делом стал бы все отрицать. Его подтолкнули вперед – туда, где стоял корабль, где погонщики уже остановились и начали разгружать повозки. Что они привезли? Какие-то большие бурдюки, завязанные, но слегка протекавшие – кожа у горловин темнела от влаги.

Вода. Они доставили воду на корабль. На корабль, который плавал по воде, жил в воде, среди воды, раскинувшейся кругом на бессчетные мили. С трудом волоча ноги по песку, Кормак рассмеялся. Один из тех, что его схватили, съездил ему по уху. Его затолкали в воду – та оказалась холодней, чем он рассчитывал, – и заставили взяться за веревочную лестницу, свисавшую за борт, который отсюда, снизу, казался высоченным, как замковая стена. Кормак понял, что от него требуют забраться наверх, но он не мог: старая, с обтрепанным подолом сутана, слишком большая для него, но оставшаяся чуть ли не единственной его одеждой, промокла и стала тяжелой, как камень. Люди, толкавшие его в спину, крикнули что-то на языке, которого Кормак не знал; кто-то выглянул за борт, исчез, тут же вернулся и бросил им веревку. Кормака споро обвязали подмышками и снова крикнули на палубу – мол, поднимайте. Так он и поднялся – то обвисая на веревке, за которую его тянули наверх, то отчаянно цепляясь за веревочную лестницу и пытаясь перебирать ногами. Наконец его втащили на борт и швырнули на палубу. Он поднял голову, увидел вокруг одни сплошные бороды – рыжие, каштановые, черные – и подумал: наверно, меня потому схватили, что я на них не похож. И впрямь, он привык бриться пока работал на монахов, и стричься коротко.

А потом все исчезло.

Гранья О’Малли в своей крошечной каюте на корме (скорее даже палатке, чем каюте: полукруглый деревянный каркас, покрытый шкурами) перебирала жалкие пожитки из тканой сумы, которую матросы забрали у юноши, доставленного на борт. Две рубахи: одна из грубого льна, другая – из тонкого. Две книги: псалтырь и учебник латыни. Бдительная команда Граньи заподозрила в этом молодом человеке шпиона; но если это и шпион, то очень бедный. Где, скажите на милость, его отмычки, нож и пистоль? Где его шифрованные бумаги и шифровальные инструменты?

Гранья медленно встала. В последнее время кости бедер постоянно ныли. Сидя, она забывала о боли, но стоило подняться, как та снова давала о себе знать. Она крикнула, чтобы парня привели к ней (голос, как всегда, был слышен на весь корабль), снова села и принялась набивать длинную глиняную трубку. Когда полог палатки откинули и парня втолкнули внутрь, Гранью почему-то пробрала дрожь.