Читать книгу - "Дом - Оксана Геннадьевна Бутузова"

ветрами, осыпайте дождем и снегом, окружайте потопами, проникайте стужей! Давайте, пробуйте! Поторопитесь, потому что с каждым днем мы становимся сильнее! И не старайтесь выкрасть у нас тепло и спокойствие! Мы сумеем сделать так, чтобы в нашем доме больше не было воров.

Все равно холодно

Тихо потрескивают ветки, и вода булькает… Я уже положила достаточно хвороста, снова сажусь и, не отрываясь, смотрю, как пылает огнем сердце нашего дома. Как временами высыпаются из него яркие искры, стоит только пошевелить догорающую головешку. Совсем недавно появилось у нас это проржавевшее железное сердце. Когда-то оно обогревало тело чужого дома, пока нам не уступили его за семь рублей. Еще в конце лета мы накопили достаточно вещей и доросли до 000011 индекса. Тогда Саша и предложил откладывать деньги. Строительство в городе заканчивалось, кирпичные стены в три этажа уже покрывали крышей, и необходимо было подумать о будущем. Запасанием средств и занялся Саша. В отсутствие досок он, честно говоря, заскучал и теперь нашел-таки новое увлечение. С тех пор все заработанные монеты тщательно пересчитывались и прятались. Постепенно их скопилось на небольшую печку. На нее возлагались главные надежды, потому что никакая самая теплая одежда не заменит огонь. Ребята несли с базара железный корпус, а я — трубу, изогнутую буквой «Г», для которой пришлось проделать отверстие в северной стене. Само собой разумеется, мы сразу купили спички, целый коробок из 53 штук. И тут без Сашиных расчетов можно было определить, на сколько дней нам хватит отопления.

Сегодня как раз один из таких дней. На улице похолодало, дыхание моментально превращается в пар, и из нашей трубы вьется тонкая струйка дыма. Я подбрасываю в топку хворост, которым забито все пространство под кроватью. Теперь еще громче трещит и еще интенсивнее булькает похлебка в двух мисках и банке из-под паштета. Я жду ребят. Придут — поедят горячего. Я жду их только затем, чтобы покормить, поскольку ничего хорошего их визит в город не предвещал. Все грубые работы в казенном доме закончены, а отделочные доверяют специалистам с высокими коэффициентами. Хоть у нас и тринадцатый — за печку мы получили целых два, но нам не доверяют.

Я снимаю тарелки с раскаленной поверхности и думаю о Соне. Я-то в относительном тепле и сытости, сижу на мягкой сухой траве, заготовленной в лучшие времена. А она так до сих пор и не оформила отношения с Михаилом. Конечно, это Кира виновата, окрутила его и не отпускает. Думаю, количество шагов у них теперь совпадает. А Соня тщетно пытается подстроиться. Да и Петр пропал, все ищет работу. Вот и мои сейчас возвратятся с пустыми руками.

Слышу торопливый стук за дверью. Ребята сбивают грязь с сандалий и только потом заходят. Руки у них не пустые, а полные каких-то вещей. Огромные охапки тряпок. Я широко раскрываю глаза. Откуда такие покупки?

— Это не покупки, — смеется Веня. — Мы тебе работу принесли.

— Ага, — подтверждает Саша. — Прямо на дом. В город прибыла машина, которая распределяла работу по шитью. Но только для тех, у кого коэффициент выше десяти и кто способен содержать материал в сухости и тепле. Ты как, не потеряла еще иголку?

— Нет, при мне. А какой тариф?

— Да все такой же. По крайней мере, можно закончить одеяло, а там, глядишь, что-нибудь новенькое подбросят.

Меня это устраивает. В сухости и тепле будет находиться не только материя, но и я. К тому же огонь дает достаточно света, чтобы в несколько раз увеличить скорость шитья. В общем, не откладывая дела в долгий ящик, я усаживаюсь возле открытого пламени и начинаю шить.

— Придется тебе одной зарабатывать. До весны в городе работы не будет, — виновато объясняет Веня.

За три дня я благополучно сшиваю все принесенные тряпки, и мы относим их обратно. Взамен получаем еще работу и пятнадцать шерстяных квадратиков на одеяло. В тот же день оно увеличивается на десять сантиметров в ширину, а кое-где и на двадцать. Я шью постоянно, днем и ночью, пока не догорят дрова.

Когда выпал снег, сразу стало как-то тоскливо и нескладно вокруг. Мы вспомнили о своих знакомцах, о житье которых давно не справлялись. Каково им сейчас? Я вызвалась навестить Соню. Оделась во все теплое, что у нас было, и пошла. Снеговой покров был настолько твердый, что громко скрипел под ботинками, и за мной вереницей тянулись четко очерченные следы…

Я стою в растерянности перед Сониным домом. Вернее, перед тем, что от него осталось, — ровным белым участком, неотличимым от соседних, без каких бы то ни было следов присутствия человека. Значит, все-таки переехала к Михаилу. Иду дальше до леса и потом прямо по дороге, готовясь увидеть обоих в новом доме, но чувство беспокойства не покидает меня. Лес пуст. Лишь лесные наблюдатели, как всегда, заняты работой — сбрасывают снег со своей сторожки. Облачились в длиннополые овчинные тулупы и меховые шапки. Значит, действительно наступила зима и в одночасье очистила дорогу от случайных путников, слоняющихся без дела.

Мишиного дома я вообще не нашла. Видимо, его замело, как и Сонин. Но у него же на участке были доски, а теперь их нигде не наблюдается. Одинокие жители недостроенных хибар жмутся к своим тощим сооружениям, сгребая вокруг себя ветки. Ни Михаила, ни Сони среди них нет. Обратно к развилке я уже перемещаюсь бегом. Тревожные предчувствия сжимают сердце при каждом неизбежном взгляде на очередную развалившуюся под снегом конуру. Я не хочу думать о худшем, но не в состоянии не думать. Добравшись до города, сразу бросаюсь к забору. Среди обездоленных все еще существует стойкая традиция сходиться сюда в момент крайнего смятения. Наверное, она никогда не исчезнет, пока будут прибывать в здешние края люди. Я прохожу сквозь сомкнутые (для согрева) ряды подзаборных жителей, вглядываюсь, боясь увидеть знакомые лица… И я их не вижу. Прошла туда и обратно по два раза. Ну тогда я вообще ничего не понимаю в этой жизни. Уставшая, замерзшая и все еще взбудораженная возвращаюсь домой.

— Завтра вместе пойдем, — говорят ребята. — Как раз отнесем твое шитье и поищем их в другой стороне. Кстати, Петю тоже надо будет проведать.

Придется идти… Хотя мне уже кажется, что все напрасно. Их давно увезли. Развозочные машины с приходом зимы зачастили. Вон еще одна проехала. Промелькнула и скрылась вдали, и никто не смог разглядеть лица сидящих в кузове. Но, несмотря ни на что, вокруг еще теплится жизнь. Кто побогаче, обустраивает