Читать книгу - "Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина"

четырёхлистный клевер. Поборовшись с пробкой, Ольжана осторожно её вытащила.

У тачератского мёда был особенный запах – сладковато-травяной. Густой и манящий: Ольжана сразу вспомнила перевязки, и боль в ранах, и спасительное забытье после того, как Лале разводил ей снадобье. Как там говорил пан Авро? Чудесное лекарство, но пристрастие к нему губительно.

Ольжана закупорила бутылёк. А ведь после прошлого раза, когда чудовище располосовало ей спину, она постоянно спала и даже не помнила, что случилось после нападения. Тогда она решила, что Лале ошибся и случайно переборщил с дозой – поэтому её воспоминания и были такими нечёткими, а разум напоминал липкое тесто.

Ошибся он, ну конечно… Теперь она понимала: Лале всё делал неспроста. Значит, тогда он сильно прокололся – и захотел замести следы.

Кибитка остановилась.

Ольжана быстро затолкала бутылёк на место, в мешок, а сама села на скамью.

– Не хотите размять ноги? – Лале отвернул передний полог и заглянул к ней. – Уже долго едем.

«Я хочу подлить тебе тачератского мёда, чтобы ты заснул, как младенец, и не услышал, когда я убегу к Юргену». Но вслух Ольжана, разумеется, сказала другое.

– Да, пожалуй. – Отвернулась. – Можно и погулять.

Глава VII

Сторона чудовищ

Уршуле казалось: всё Тержвице преобразилось, когда вернулась госпожа Кажимера. Огни в плавучих домах запылали теплее и ярче, притупился запах тины и гниющего дерева. А сама Уршула испытала чуть ли не детское облегчение – будто она была старшей дочерью, оставленной бдить за домом, который истосковался по хозяйке.

Пришлось напомнить самой себе – госпожа Кажимера ей не мать. Мать Уршулы умерла от зимнего поветрия тринадцать лет назад, и у неё не осталось никого, кроме отца-моряка, который, безусловно, любил её, но чуть меньше, чем корабли. И, конечно, у Уршулы оставалась наставница – сверкающее стоегостское солнце; оно одарит обволакивающим теплом, если будешь прилежнее и умнее, чем остальные девчонки, – это Уршула хорошо уяснила.

Правда, иногда и это не помогало. Уршула была куда старательнее и упорней, чем Ляйда или Амельфа, но первая славилась хитростью и пьянящим очарованием, а кроткому обаянию второй не могли противостоять даже самые свирепые бояре. Амельфа была умна, внимательна и осторожна, а Ляйда при всей своей внешней вспыльчивости частенько относилась к людям как к фигурам на игральной доске. Уршула не умела того, что умели другие любимицы госпожи, считала себя менее находчивой и более прямолинейной, – именно поэтому Ляйда порой язвила: «Вот тебе и приходится пробивать все препятствия лбом, Урыся».

Тогда, много лет назад, Уршулу это страшно обидело. Если она так проста, почему же госпожа всё равно посылает её говорить от своего имени? Неужели дело только в доверии?.. И однажды она даже решилась спросить об этом. Госпожа только засмеялась: «Огромное счастье, что ты у меня есть. Ты легко сговоришься с теми, с кем не сговорится Ляйда: как думаешь, сколько людей ждут от неё подвоха?»

Уршула некстати ухмыльнулась. Вспомнила, как ещё раньше, в детстве, Ляйда из вредности болтала, что госпожа держала Уршулу при себе только потому, что та её дальняя бедная родственница, – у Уршулы ведь тоже золотые волосы и желтоватые глаза. В совпадения Ляйда не верила и всех усердно убеждала. Её не смущало, как много светловолосых людей от Стоегоста до Иофата, и что у некоторых из них бывают желтовато-карие глаза, – и это не то же самое, что светло-топазовые, с зеленцой, Кажимеровы.

Боги, да сколько лет Уршула уже терпит эту ядовитую мазарьскую панну и других девчонок!.. Славные среди них, конечно, тоже были, но в любимицы госпожи не выбивались. (Даже Амельфа, и та не без греха, хоть и притворялась безобидной и сладкой, – но в господарском тереме без грехов и не выжить.)

– Урыся, ты чего застыла? – Госпожа призывно махнула. – Идём.

– Задумалась, – призналась та. И шагнула через порог.

Госпожа стояла за письменным столом в тереме, который занимала до отъезда. Разбирала записи, свёртки, карты – всё, что оставила здесь.

– Ну, как дела? – Она улыбнулась, и Уршула поняла, что та тоже рада её видеть. – Рассказывай.

Протянула руку – в извечных тончайших золотых колечках. Уршула двинулась к госпоже, благоговейно сжала её пальцы. И всё же, подумала мельком, как бы близко госпожа ни допускала их к себе, как бы ни была приветлива и добра, как бы ни укрывала их беды, всё равно оставалась недосягаема.

Из разговоров с Юргеном Уршула уяснила: несмотря ни на что, старшие воспитанники Дикого двора видели в Йоваре обыкновенного человека – безусловно, могущественного и свирепого, но всё-таки человека. Так же, видимо, было заведено и во Дворе Лиц. Пан Авро и сам часто над собой подтрунивал, не боясь выглядеть смешным, неряшливым или уязвимым. Грацек и вовсе не умел вызывать такой трепет, какой вызывали создатели Драга Ложи. А что о госпоже?..

Уршула знала её мелкие пристрастия и привычки. Знала и о её прошлом – не всё, но явно больше, чем многие другие. Однако… Уршула ни разу не видела её несобранной или сонной, напуганной или растерянной. Даже если она болела, то просто выглядела чуть утомлённее, чем обычно. А ведь, в конце концов, она тоже просто женщина – боялась ли она старости и смерти? Скучала ли по родным краям и тем, кого когда-то любила? У неё наверняка была насыщенная жизнь, и чародеи со всего мира поддерживали с ней переписку – кто из них её друг, возлюбленный, кровный близкий? Может быть, даже ребёнок или муж? В Стоегосте госпожа Кажимера почти никогда не бывала одна, рядом всегда находились ученицы, бояре, служилые люди, но тех, кто был ей по-настоящему дорог, она бы наверняка скрывала от чужих глаз. С её способностями это не трудно: если кто-то увидит то, чего не стоило, то тут же забудет.

А впрочем, не Уршулиного ума дело.

– Всё в порядке. – Она выпустила руку госпожи. – Пока вас не было, у нас ничего особо и не происходило.

Рассказала о том, как продвигались дела у пана Авро: недавно Уршула заглянула в его шатры и увидела почти готовую фигуру Ольжаны, на которую собирались ловить чудовище.

– Вот уж не думала, – фыркнула Уршула, – что меня напугают чары Двора Лиц.

Фигура на столе действительно была впечатляюща до мурашек. Казалось, это спала настоящая живая девушка – такая Ольжана, какую Уршула и запомнила по её недолгому пребыванию в Стоегосте.

Кудрявые рыжие волосы заплетены в косу и переброшены на грудь. На веках – видимые зеленоватые жилки и короткие пушистые ресницы. На крыльях носа, скулах и