Читать книгу - "Инженер Петра Великого 11 - Виктор Гросов"

чеканил полковник. — Вы немедленно сворачиваете все военное и полувоенное производство. Ваша мануфактура закрывается. Вы остаетесь здесь как мирные гости под нашим надзором. Мы гарантируем вам безопасность от армий Крестового похода. Но вы становитесь нашими почетными пленниками. До конца этой войны.

О как. Нам предлагали золотую клетку: безопасность в обмен на полную капитуляцию. Я же пытался просчитать игру этого старого черта. Начать с максимальной угрозы, чтобы потом «компромисс» показался спасением. Классика.

— Либо… — полковник выдержал театральную паузу, — вы делаете этот арсенал нашим общим.

Такого поворота я не ожидал.

— Мы предлагаем вам полноценный военный союз, — продолжил фон Ваттенвиль. — Берн предоставляет свою армию, десять тысяч лучших солдат Европы, для защиты Женевы и вашей мануфактуры. Мы берем на себя охрану торговых путей и продажу вашего товара по нашим путям.

Пётр недоверчиво хмыкнул.

— Щедро. И что же вы хотите взамен за такую… дружбу?

— Всего лишь справедливости, Ваше Величество, — усмехнулся полковник. — Мы требуем половину доли в вашей «Русско-Женевской Оптической Мануфактуре». И полный доступ ко всем ее технологиям, чертежам и будущим разработкам. Мы хотим быть вашими кумпаньонами. Равноправными.

Вот и все. Карты на столе. Глядя на этого старого лиса, я не мог не восхититься чистотой его игры.

Отказаться — значило немедленно превратить Берн из настороженного наблюдателя в открытого врага. Их десятитысячный корпус тут же присоединится к Крестовому походу, и тогда начнутся перестрелки на границе. Согласиться — значило добровольно отдать половину нашего главного козыря, впустить «партнера» в самое сердце операции, поделиться технологиями, которые были нашим единственным преимуществом, и, в конечном итоге, потерять контроль над всем проектом.

Нам сделали предложение, которое было одновременно и спасением, и капканом.

— Мы должны подумать, — глухо сказал Пётр.

— Думайте, Ваше Величество, — полковник поднялся. — Но не слишком долго. Армия Савойского уже движется к альпийским перевалам. А слухи о вашем арсенале дошли и до Вены. Они не будут ждать так долго, как мы.

Он ушел. Пётр медленно повернулся ко мне. В его взгляде лишь один вопрос. Он требовал решения.

— Отдать им половину⁈ — прорычал он. — Половину твоих мозгов, генерал⁈ Да я скорее с Савойским в чистом поле сцеплюсь!

— Если мы сцепимся с Савойским, Государь, — спокойно ответил я, — по крайней мере, в чистом поле — от нас и мокрого места не останется. А Берн ударит в спину.

— Но и соглашаться — петля! — он остановился передо мной. — Сегодня они потребуют половину, завтра — все! И выкинут нас отсюда, как только получат секреты! Швейцарцы — торгаши, им веры нет!

Он был прав. Оба решения вели в тупик, а значит, нужно было искать третье.

Подойдя к карте, я вперился в нее взглядом, изучая расстановку сил. Берн здесь. Вена там. Париж — в стороне. Мы — в центре. В точке максимального давления и одновременно максимальных возможностей.

Глава 16

Рим, 1708 г.

Восход солнца окрасил вечный город в золото и багрянец. У высокого, забранного решеткой окна Апостольского дворца Папа Климент XI наблюдал за пробуждением площади Святого Петра. Утренний свет, заливая брусчатку, выхватывал из тени колоннады суетливые фигурки торговцев, смиренных паломников и швейцарских гвардейцев в их неизменных полосатых костюмах. Внизу, под окнами, кипела обычная, шумная, полнокровная жизнь Рима. Однако для человека, застывшего у окна, весь этот мир казался далеким и нереальным. Его единственной реальностью стал этот прохладный, кабинет да огромная карта Европы на столе, давно уже превратившаяся из географического пособия в его личную Голгофу.

Он был победителем. Объявленная им булла с призывом к Крестовому походу всколыхнула всю Европу. Армии собраны, враг — вероломные московиты — почти заперт. Только на лице понтифика не было и тени триумфа — только глубокая, вселенская усталость. Победитель, чья победа оказалась горше поражения.

Неслышно ступая по холодным каменным плитам, в кабинет вошел его кардинал-секретарь Паолуччи.

— Ваше Святейшество, — произнес он почтительным голосом, — прибыли последние донесения.

Климент медленно отвернулся от окна.

— Читай.

— Войска его императорского величества Иосифа под командованием принца Евгения Савойского, — с главной новости начал Паолуччи, — полностью блокировали альпийские перевалы. Русское посольство оказалось в ловушке в Женеве.

«Успех». Закрыв глаза, Папа должен был бы возрадоваться. Вместо этого пальцы сами потянулись к шее, где жесткий воротник сутаны вдруг стал невыносимо тесен. Перед его мысленным взором стояли не запертые в Женеве русские. Нет, там высилась огромная, победоносная армия императора Иосифа, его злейшего врага, у самого порога Италии. Армия, пришедшая сюда по его же, Климента, зову и теперь уже никуда не собирающаяся уходить. Избавление от далекой угрозы обернулось австрийским кинжалом у собственного горла.

— Далее, Ваше Святейшество, — не замечая смятения понтифика, продолжал Паолуччи. — Войска Речи Посполитой и гетмана Мазепы с успехом ведут малую войну на границах Московии. Они жгут деревни, отвлекая на себя значительные силы схизматиков.

«Верный сын Церкви». Горькая усмешка тронула губы Климента. В памяти тут же всплыли гневные письма, уже потоком хлынувшие от польских епископов. Их сургучные печати он ломал с дурным предчувствием, а под ними находил ядовитые строки: как он, наместник Христа, мог благословить на священную войну схизматика? Цинизм, на который его вынудили пойти, теперь оборачивался против него самого, подтачивая авторитет изнутри.

— И наконец, — завершил доклад Паолуччи, — флот ее величества королевы Анны полностью блокировал Балтику. Ни один русский корабль не в силах выйти в море.

Еще одна «победа». Теперь вся морская торговля в Северной Европе оказались в руках еретиков-протестантов. Он, Папа Римский, собственными руками помог Англии укрепить ее могущество.

Паолуччи умолк, в почтительном молчании ожидая похвалы. Климент не отвечал. Его взгляд скользил по карте, но перед глазами стояла не карта. Память вернула его в тот роковой день несколько месяцев назад. Вновь в этом самом кабинете возникли лица послов: самодовольное, лоснящееся лицо англичанина и холодное, полное затаенного презрения — австрийца. В ушах снова зазвучали их вкрадчивые слова.

Перед мысленным взором австриец снова разворачивал свою карту с полками, стоящими у границ Папской области. Не просьба — угроза.

«Сталь».

Всплыл в памяти и тонкий намек англичанина на «обеспокоенность» лондонских банкиров. Финансовая петля.

«Золото».

И главное… в самой душе отозвался тот сладкий, дьявольский шепот, от которого во рту до сих пор стоял привкус дешевого вина:

«Ваше Святейшество, вы вернете стомиллионную паству… Вы войдете в историю как Климент Великий, Объединитель Церкви…»

«Душа».

Они купили его самой дешевой и одновременно самой дорогой монетой — его собственным тщеславием. Его мечтой войти в историю великим понтификом, а не