Читать книгу - "Отдельный 31-й пехотный - Виталий Абанов"

не скрыть! Признавайся — новая жена⁈ И как это вообще — с такой кучей женщин? Володя, я же лопну, если об этом не расскажу! На следующем светском приеме… завтра у нас вечер с танцами и забавами у Разумовских, туда и пойдем! Вот у них всех лица вытянутся! Что у тебя Родовой Дар проснулся — уже неожиданно. Что ты у нас в охотники за головами подался — еще неожиданней. Что ты вместе с Мещерской и графом Муравьевым Прорыв закрыли — уже сенсация. Но… что у тебя гарем… это просто… Fabuleux! Incroyable! Magnifique! — она взмахивает руками и смеется: — невероятно! Все, Володя, на следующую неделю в столичных салонах только и разговорах будет что о «Уварове и его гареме!». Бедная Мещерская… вот ее имя-то потреплют…

— Это еще почему?

— Да потому, Володенька, что мезальянс. Сперва с твоей стороны был — а сейчас с ее. Она — полковник с Родовым Даром и каким полезным. У нее же contrôle du corps? И ты со своим Даром… что у тебя? Сила удара? Вдвоем вы сила, а по одному… впрочем подождем комиссии. Какой у тебя ранг Дара — определит ровня ты ей или нет. Хотя и род у них захудалый…

— Кстати, а кто такие Денисьевы? — спрашиваю я, вспомнив что именно рассказывала мне Маша.

— Денисьевы? Это который Герман Денисьев и брат его Патрокл? У них еще сестра, эта пучеглазая, Маргарита Денисьева. А, ты ж не помнишь… а помнил бы, так у тебя спрашивать пришлось бы. Ты же с ними в детстве играл… правда ссорились часто, но и мирились тоже. Марго замуж вышла за грека и уехала, а Патрокл вот уж лет пять как умер, с лошади слетел во время охоты пьяным, да не хватились его сразу, а как нашли — так закоченел уже, целители не вытащили. А Герман на службу пошел, только по гражданской линии… больше ничего не знаю. Последний раз его как раз на похоронах его брата и видела — пожимает она плечами: — вот так. Но ты от темы то не уходи, братец… как это ты умудрился на Мещерской жениться, а?

— Само как-то получилось… — пожимаю плечами я: — как-то вышло так.

— В чем-то я ей завидую — признается она, наклонив голову набок и разглядывая меня с тем любопытством, какое бывает у маленьких детей: — для того, чтобы амнистию высочайшую для ее сестры выбить — ты на такие подвиги пошел. Прямо рыцарский роман, ты у нас как Айвенго. А с другой стороны, у нее столько конкуренток в борьбе за звание первой жены! Хотя Мещерская твоих худосочных из Ся штук пять за раз может передавить… да и выдра одноглазая из СИБ ей на один зуб, а вот эта мелкая зараза… — она качает головой: — и где ты таких баб находишь?

— Само получается? — предполагаю я: — намерений таких у меня не было.

— Опять врешь, — направляет на меня свой указательный пальчик Ледяная Княжна и куратор ЕИВ школы балетных танцев, маг девятого ранга и по совместительству — моя кузина: — врать нехорошо. Особенно мне. Но ты — тренируйся, тебе еще с родными встречаться. У Разумовских на приеме маменька с папенькой будут… и половина родни с нашей стороны. Уверена, что с Уваровской тоже кто-то будет, а там сплетни разнесутся. Кстати, имей в виду, что столичные сплетники уже считают, что у нас с тобой адюльтер приключился, постарайся не разочаровывать этих шавок.

— Адюльтер? — я окидываю взглядом Ледяную Княжну и признаюсь сам себе что бросился бы в омут ее глаз без оглядки: — для меня честь быть частью такой сплетни! Готов делом подтвердить все самые пошлые слухи!

— Володя! — веер снова шлепает меня по плечу: — прекрати! Ничуть не меняешься! У тебя и так куча женщин, а что, если я в сравнении с ними проиграю? Ну уж нет, никаких адюльтеров! Я — единственная и неповторимая и не потерплю конкуренции!

— Все познается в сравнении, мон амур, — поддерживаю шуточный тон беседы и я: — как я пойму, что ты действительно самая единственная и неповторимая?

— Потому что я буду единственная девушка во всей Империи, которую ты в постель не затащишь! — веер касается моего носа, словно ставя точку в разговоре.

— Ну нет, тут ты не одинока. В Империи народу восемьдесят миллионов почти… из них половина женщины… отбрасываем женатых и старых… предположим десять миллионов женщин, с которыми у меня ничего не вышло. И с точки зрения математической ты будешь более оригинальна, если войдешь в небольшую, но элитную группу девушек, у которых получилось попасть в мою постель… их даже не больше десятка! В миллион раз более единственная!

— И как тебя Мария Сергеевна терпит? — закатывает глаза княжна, но я вижу, что она — улыбается.

— С трудом — признаюсь я: — сперва было трудновато, но потом мы притерлись. Она — очень сильная… я имею в виду характером. Справедливая. Смелая.

— Интересно. Качества, которые ты называешь… они мужские, — опирает подбородок на руку княжна Ай Гуль: — она сильная, смелая и справедливая. А я добавлю — твоя Мещерская — настоящая наседка. Из нее выйдет отличная мать для твоих детей. Жду не дождусь, когда смогу понянчить маленьких Уваровых! Особенно жду девочек. Парни из Уваровых все сплошь мужланы и кобели.

— Есть у меня смутное подозрение, что ты меня в виду имеешь, Твое Высочество.

— Только подозрение? — поднимает бровь она, и в этот момент дверь в гостиную открывается и бесшумно появляется один из крепких мужчин в хорошем костюме, не то Василий, не то Петр.

— Ваше Высочество — говорит он: — просили напомнить. В четыре часа у вас заседание комиссии.

— Спасибо — кивает она и пожимает плечами, повернувшись ко мне: — надо бежать, Володенька. Хорошо, что ты у меня остановился, вечером поговорим. А завтра, завтра мы с тобой такую сплетню по столице пустим! Я портного уже вызвала… и не делай такое лицо, знаю, как ты не любишь портных, но надо. Не пойдешь же ты к Разумовским в мундире! Все, я побежала! — она встает и делает шаг ко мне, целует в щеку, легко, словно птичка клюнула, шлепает веером по моей руке, которая тянется обнять ее за талию и, довольно улыбнувшись — исчезает за дверью.

Некоторое время я все еще сижу в кресле, приходя в себя. Велико очарование моей двоюродной сестрицы и действует как сладкий яд — сперва вдыхаешь немного и в горле першит, а потом забываешь, где ты и что делаешь. Особенные отношения связывают Уварова и Ай Гуль, непростые. Все тут намешано… это, наверное, и есть семья, когда и вместе быть не можешь и по отдельности тяжело. Непросто у Уварова тут, но когда он об этом задумывался?

Ладно, думаю я, надо проверить как там остальные устроились… особенно меня одна особа интересует, надеюсь дел натворить не успела… полдня без присмотра.

Глава 20

Глава 20

— Франция все еще точит зуб на Германию из-за Эльзаса и Лотарингии, реваншисты не сдадут свои позиции так просто, вот увидите, мда-с… Быть войне! Да уж, подгадил французам Наполеон Третий со своей кампанией… — рассуждает высокий пожилой мужчина в мундире бригадного генерала с какими-то колючими звездами на груди. Ордена?

— Ну не скажите, голубчик, не скажите. Это все началось с Гогенцоллерна в шестьдесят восьмом, после свержения Изабеллы Второй, популисты и народники начали голову по всей Европе поднимать! А ведь Изабелла, королева испанская на тот момент была Магистром Пламенной Магии! Вот с ее свержения все и началось! Именно тогда Бисмарк и Наполеон Третий впервые лбами столкнулись! Ведь кто такой этот Леопольд Гогенцоллерн? Марионетка в руках Кровавого Бисмарка и не более того… — неторопливо рассуждал полноватый господин, взмахивая в такт своим словам бокалом с шампанским: — столкновение Франции и Германии привело к франко-прусской войне, той самой за которую Бисмарк и получил звание Кровавого Канцлера… его багровые лезвия и Багряный Доспех внушали страх и трепет на поле боя!

— Полноте вам, Аввакум Лестерович, ну при чем тут Леопольд Гогенцоллерн и франко-прусская война! — закатывает глаза его собеседник: — мы же про пошлины на зерно говорим!

— Все есть взаимосвязано, и нету мелочей на свете — наставительно поднимает палец полноватый господин: — а Балканы вообще мягкое подбрюшье Европы! А турки? Турки? Думаете они с Австро-Венгрией дружат? Вот вы, голубчик… — он поворачивается ко мне и наклоняет голову: — Владимир Григорьевич, вы у нас новоиспеченный герой Восточного Фронтира и point culminant du programme сегодняшнего вечера, вы же турков не любите? Этих нехристей?

— Турки как турки — пожимаю я плечами, ставя на поднос пустой бокал: — лишь бы человек был хороший, Аввакум