Читать книгу - "Семейное дело - Андрей Посняков"

– Сулейман? – продолжила администраторша, прищуриваясь, словно целясь из «маузера». И на мгновение показалось, что в тишине холла ненавязчиво щёлкнул снятый предохранитель.

– Сулейман.

– Вы?

– Я, – с достоинством кивнул невысокий. Он уже понял, что от улыбок толку не будет, и решил сменить манеру поведения. – Сулейман Израилович Кумарский-Небалуев. А в чём проблема?

– Русский?

– Нет, чёрт возьми, азер… – мужчина даже чихнул от негодования, – азербайджанец!

– А почему у вас паспорт наш? – осведомилась женщина, услышавшая только последнее слово и не имевшая, по всей видимости, представления о том, что такое ирония.

И тем повергла Израиловича в кратковременный ступор.

– Откуда у вас наш паспорт?

– Потому что я русский, голубушка, – пришёл в себя Сулейман. – Неужели по фамилии не понятно?

– По какой из них?

– По обеим.

– А если непонятно?

– Тогда перечитайте.

– Зачем вы меня путаете?

– А вы что, полиция?

– Нет, но могу вызвать.

– Так вызывайте, и покончим с этим! – трагическим тоном предложил носатый и встал в позу. – Пусть! Пусть вся страна с негодованием узнает о тех невыносимых страданиях…

– Я думал, вы уже в номере, – уныло сообщил подошедший к стойке молодой человек, тоже в костюме, но не таком шикарном, как на Сулеймане Израиловиче. – Думал, вы принимаете душ…

– Из меня эту самую душу вынимают! – трагически сообщил Кумарский-Небалуев, прикладывая руку ко лбу. – Меня мучают…

– Понятно. – Молодой человек повернулся к администраторше и сделался унылее прежнего. – Ну-с, любезная Августина Ксенофонтовна, чем вам не угодил наш гость?

Молодого человека, судя по всему, в гостинице хорошо знали. Услышав вопрос, неприступная прежде администраторша перегнулась через стойку и негромко, но веско поведала:

– Подозрительный у него паспорт, товарищ Пихоцкий, имя-фамилия вызывают естественные подозрения. Надо бы проверить.

Интонации выдавали в женщине опытного осведомителя различных органов и комиссий, возможно, даже потомственного, однако унылый молодой человек ухитрился развеять её неприступность всего четырьмя словами:

– Личный гость господина Чикильдеева.

После чего развёл руками, показывая, что и рад бы выслушать соображения столь опытного администратора во всех подробностях, да смысла не видит, и повернулся к скучающему носатому:

– Приношу извинения, Сулейман Израилович. Честное слово: не ожидал.

– Зато здесь, наверное, безопасно, – сменил гнев на милость Кумарский-Небалуев. – Мышь не проскочит.

– Мышей у нас нет, – зачем-то поведала администраторша.

Мужчины внимательно оглядели её, кивнули, после чего Пихоцкий уныло продолжил:

– Ваш автомобиль у дверей. Вот ключи, документы и доверенность. Анисим Андреевич ждёт вас на объекте после обеда. Обедать рекомендую в ресторане при отеле: кухня хорошая, готовят быстро. После встречи покажу вам другие местные заведения.

– С плохой и медленной кухней?

– У нас есть разные, – развёл руками Пихоцкий. – Выберете на своё усмотрение.

– Приятно, наверное, быть таким остроумным? – осведомился Сулейман.

– Умение вовремя пошутить раскрашивает жизнь яркими красками, – проскрипел унылый помощник Чикильдеева. – Может, всё-таки согласитесь взять шофёра?

– Нет, – качнул головой Небалуев. – Я люблю водить машину.

И направился к лифту.

Августина Ксенофонтовна смотрела ему вслед с прежними сомнением, а пальцы администраторши машинально ёрзали по столу так, словно поглаживали лежащий на нём «маузер».

* * *

– Ты, что ль, жиличка новая? – опуская топор, прошамкала старуха в чёрном платке и засаленном переднике, надетом поверх старого, расписанного жёлтыми драконами, халата. – А я – Агафья Михайловна Брауншвейг, соседка твоя сверху.

Соседка? Лера вопросительно подняла брови, намекая, что неплохо бы добавить подробностей. И опустить топор. И Агафья Михайловна, как ни странно, девушку поняла. Наполовину.

– Племянник у меня в исполкоме служит, вот и попросил помочь сироте. – Тёмные глазки смотрели из-под чёрного платка недоверчиво, пристально и, как показалось девушке, злобно. – По телефонному аппарату позвонил, предупредил, а мне что? Мне нетрудно. Мне даже весело.

Обликом – крючковатый нос, маленькие, глубоко посаженные глазки, коричневое и морщинистое до крайности лицо – старуха походила на Бабу-Ягу или ведьму, какими их рисуют в детских сказках. Однако первый испуг прошёл, и Лера видела, что перед ней обыкновенная русская бабушка…

Правда, с топором.

С другой стороны, возможно, в Озёрске именно наличие топора и является обязательным элементом для определения «обыкновенная бабушка»? Или племянник, из исполкома позвонивший, попросил прихватить? Мол, жиличка новая, конечно, сирота, но холодное оружие, тётушка любимая, не забудьте, мало ли что…

– Красивая ты, – вынесла вердикт старуха, как следует побуравив соседку взглядом. – Прям как я в молодости.

– Спасибо, – пробормотала девушка, не уверенная в том, что услышала именно комплимент.

– А одеваешься плохо. Бедная, что ли?

Ответить Лера не успела.

– Сама вижу, что не богатая – богатую сюда не послали бы. Да и не стала бы богатая бесплатную квартирку просить или… – Старуха на мгновение задумалась. – Или стала бы? Богатые – они жадные… Помню вот, был у нас тут заведующий Райпотребкооперацией товарищ Кумаревич, Адольф Самуилович… Богатый был… И жадный. Его даже потом ещё посадить хотели, по линии КГБ, значит, только он делся куда-то… – Агафья Михайловна на несколько мгновений задумалась, видимо, припоминая куда-то девшегося Адольфа, и неожиданно продолжила: – Только не такой уж он и жадный был, да… Духи дарил, чулки… Жениться обещал… – Показалось, или старушка действительно зарделась? Правда, не выпуская из рук топора. – А как пропал – так никакой свадьбы и не сладилось.

Лера деликатно кашлянула.

– Ты табуретку-то положь, положь, – опомнилась Агафья Михайловна. – На вот, топорик, без него-то окно не открыть.

– Гвозди топором вынимать? – удивилась девушка.

– Топором, топором… Зубы-то чай не железные?

– Зубами?

– Вот и я говорю: топором сподручнее. – И старушка резким движением протянула Лере инструмент. Та машинально схватила его, да замерла: в левой руке табуретка, в правой – топор. И, лишь увидев широченную ухмылку соседки, во все её оставшиеся пятнадцать, не более, зубов, сказала:

– Ты прям как «Рабочий и колхозница». – Пауза. – Только без рабочего пока.