Читать книгу - "Побочный эффект - Вадим Юрьевич Панов"

карьеры были роли мормонов в комических постановках средней руки. А Байден грезил о всемирной славе и без колебаний согласился на гарантированную, но, по большому счёту, экспериментальную процедуру изменения, которую сопровождала грандиозная шумиха в прессе. Видео Байдена до и после процедуры произвели фурор: некрасиво лысеющий толстячок, лицо которого несло на себе отпечаток нескольких не самых удачных пластических операций, вернулся на публику записным красавцем с мощным торсом и шикарной шевелюрой. И всё это было достигнуто за жалкие пять дней, без изнурительных тренировок в зале, утомительных диет и хирургического вмешательства. Байден так изменился, что журналисты потребовали подтвердить его личность с помощью анализа ДНК, а когда убедились, что перед ними и в самом деле тот самый актёр — разнесли сенсацию по миру. Сначала невероятное превращение Байдена вызвало шок, затем — зависть, а через несколько дней, когда люди осознали, что стоимость процедуры не столь высока, как можно было ожидать, глядя на результат, мир в очередной раз изменился.

Все захотели стать красивыми.

И стали.

Можно сказать — в одночасье. Кто-то призывал не торопиться, подождать и посмотреть на последствия процедуры в динамике, но большинство сразу и безоговорочно поверило в безопасность открытия и потянулось в биотерминалы, которых в те дни было мало и потому работали они круглосуточно, преобразуя заурядных людей в идеальных красавиц и красавцев.

«Человек стал совершенным!»

Лозунг, запущенный одним из журналистов, превратился в девиз цивилизации. Идеальные фигуры, идеальная кожа, идеальные зубы… Целлюлит? Складки на животе и боках? Редкие волосы? Всё это осталось в прошлом. Красота стала нормой, и никого не интересовало, естественная она или нет. А через несколько недель задавать такие вопросы стало неприличным. И неважным. Да и какой смысл спрашивать, если и так всё ясно? Если почти все бросившиеся в биотерминалы люди захотели стать похожими на медийных звёзд? Причём на тех звёзд, которых они видели на экранах: без морщин и прыщей, с гладкой целлулоидной кожей и подведёнными глазами, слишком красивыми, чтобы быть настоящими… но теперь — настоящими. Ведь если такие лица заполонили мир, значит, они и есть настоящие, а для экранов придётся придумать что-нибудь иное.

Но вскоре люди поняли, что с помощью процедуры можно получить намного больше, чем утиные губы и красивые носы, что можно стать по-настоящему иным биологическим видом, и для них не имело значения, что внесённые процедурой изменения не передавались по наследству. Главное, что они сами считали себя другими, как, например, вампиры, ковены которых появились во всех городах планеты.

— Ты слышал жуткий вой? — спросил Оберон. А в следующее мгновение вспомнил: — Не мог слышать, тебя здесь не было… Записи просмотрел? Так вот, то, что записали и выложили в Сеть, снабдив подписью «самое жуткое, что я слышал в жизни», едва отражает то, как он на самом деле завыл: у всех нас мурашки побежали. Никогда бы не подумал, что вилди способен на такую тоску.

— Почему? — почти равнодушно поинтересовался Иван.

— Как почему? — удивился Оберон. — Они ведь животные.

Так считало подавляющее большинство людей, и ничто не могло заставить их изменить точку зрения. Иван к «подавляющему большинству» не относился, но тратить время на переубеждение Оберона не собирался, лишь обронил:

— В подобных ситуациях вилди испытывают дикую тоску, ведь у них никого нет, кроме хозяина, и теряя его, вилди теряют смысл жизни.

— Об этом я не думал, — пробормотал Оберон.

— Потому что ты их презираешь.

— Как можно презирать животных? Собак там, или кошек? Я их не презираю, я их… — Вампир пошевелил пальцами, пытаясь подобрать нужное слово и не находя его. — Я их…

Разговор далеко отклонился от интересующей Ивана темы, однако времени у него было в достатке, и он продолжил прежним, почти равнодушным тоном:

— Ты презираешь вилди за то, что они когда-то были нормальными людьми, но лишились своего статуса. И тебе плевать, что большинство из них прошло упрощение не по своей воле, для тебя имеет значение только тот факт, что сейчас они — вилди.

— Только не говори, что ты их не презираешь, — пробурчал слегка задетый Оберон. Он не ожидал от Уварова подобных речей.

— Я их жалею, — подумав, ответил Иван.

— Жалость — это форма презрения.

— Вижу, ты философ.

— У меня есть твёрдая жизненная позиция.

— Я давно её понял.

— Правда? — удивился Оберон.

— Она не так сложна, как тебе кажется, — произнёс Уваров и, не позволив собеседнику отреагировать на замечание, продолжил: — Теперь поговорим о том, почему я здесь. А философию оставим.

— Кстати, зачем ты здесь?

Иван вздохнул, достал из кармана пиджака плоскую коробочку с деревянными зубочистками, вложил одну из них в рот и снова вздохнул.

Оберон, лидер ковена 811, был туговат. Не на ухо, слух легко поправить с помощью генофлекса, а на голову — соображал медленно. На то, чтобы править вампирским кланом, его кое-как хватало, но всё, что сверх, получалось с трудом. Сородичи Оберона считали, что виной всему «дурная» кровь, деликатно не уточняя, какую именно кровь имеют в виду: ту, что Оберон употреблял, или ту, что текла в его жилах, но мнение своё выражали очень тихо и строго за спиной лидера, известного ещё и злобным, мстительным нравом. И хитростью. Которая, впрочем, не помогла Оберону подумать и вспомнить, что все случаи разлома в обязательном порядке фиксировались сотрудниками Биобезопасности. Иван понимал, что вызывали их далеко не на все происшествия, в большинстве случаев полиция ограничивалась предоставлением Департаменту отчёта о вскрытии, но Мирам Абашева погибла на улице, на глазах у множества людей, которые тут же сообщили о гибели женщины в полицию, а те поставили в известность Биобезопасность. Уваров находился неподалёку, срочных дел у него не предвиделось, вот и принял вызов, оказавшись на месте происшествия одновременно с фургоном-труповозкой, всего через десять минут после того, как подоспели полицейские. Убедился, что это действительно Мирам — личностью она была достаточно известной, — что она действительно умерла от разлома, побродил вокруг, пообщался со свидетелями, не услышав от них ничего интересного, после чего прошёл вверх по улице, повторяя в обратной последовательности проделанный несчастной путь, остановился около знакомого дома, покачиваясь с мыска на пятки, затем вошёл во двор и уверенно постучал в подвальную дверь, справа от которой висела бронзовая табличка «811». Открыли сразу и без лишних вопросов проводили к лидеру. Вежливость обычно недружелюбных вампиров объяснялась и тем, что