Читать книгу - "Столичный доктор. Том V - Алексей Викторович Вязовский"

Свои вещи по старой зековской традиции я все оставил в Таганке. И не потому что так уж чту босяцкие закидоны — просто побрезговал тащить это домой. Мне показалось, что въедливый противный запах безнадеги уничтожить будет невозможно.

Но прокатиться за счет государства не отказался. Так что домчали меня на Большую Молчановку в лучшем виде. Первым, кого я увидел во дворе, был мой новый слуга — Владимир Кузьмич. Ну пока он просто Вовка, но ведь дорастет когда-нибудь, должен. Благая весть в виде вопля «Барин из тюрьмы вернулся!!!» прозвучала звонко и громко. Вне всякого сомнения, это вызовет рост моей репутации среди окрестных жителей.

Дальнейшее происходило по сложившейся традиции, непосредственно у дверей ванной комнаты. Должиков доложил о мероприятиях по спам-атаке. Теперь мне стали понятны слова губернатора о большом количестве телеграмм. Потому что эти умники только в Петербург отправили более четырех десятков криков о помощи. А потом прошлись по заграничным адресам. Самое странное, что отозвался не только Микулич, но и Рентген. Но это всё ерунда — у нас заграницу, особенно европейскую, традиционно уважают. О моем аресте сообщили всем московским и питерским газетам.

— Ясно всё. Спасибо. Возможно, мне еще это поставят на вид, но я вам всем признателен. Теперь, Егор Андреевич, надо телеграфировать в ответ благодарность за участие. Всё, с этим закончили. Следующее. У меня в верхнем ящике письменного стола лежит лист бумаги со списком и суммами. Это студенты и преподаватели Московского университета, которые собирали мне помощь. Найти всех, поблагодарить за участие. Деньги возместить, из моих личных средств. Двукратно. Если кто-то из них нуждается в помощи, сообщите мне отдельно. Остальное потом. Жиган, останься.

— Слушаюсь, Евгений Александрович.

Пора вылезать уже, вроде смылась грязь. Да и времени не так уж и много. Вытерся, натянул подштанники. Достал стаканчик для пены, насыпал туда мыльного порошку, плюхнул горячей воды, и начал взбивать. Бритье с помощью опасной бритвы мне неожиданно понравилось. Приспособился я довольно быстро, и теперь манипуляции с ремнем для правки лезвия, прикладывание к лицу полотенца, смоченного горячей водой, скрежет сбриваемой щетины — всё это приводило меня в состояние некой медитации. Но не сейчас.

— Рассказывай, как было дело.

— Да ну, ничего стоящего вашего внимания, — начал повествование Жиган. — Обратился я к нужным людям, приплатил маленько, чтобы побыстрее шевелились. За день и нашли. Политические, они только гонору понабрались, всё играются в тайны. А сами, что дурачки деревенские, одно и то же делают. Вот и Емеля, думал, если он в номерах копеечных запрется, то его там никто не найдет. А про то, что пить-есть надо, забыл. Мальчишка из трактира видел, коридорный тоже заметил — я дал деньгу, художник хитровский нарисовал его портреты с фотокарточки, она стояла у брата. Раздали их по ночлежкам, да номерам. Да что там коридорный, даже извозчик, которого он сдуру взял, и тот седока странного запомнил.

Я только хмыкнул. Если бы полиция начала действовать такими методами, то даже при доброй воле всех участников результат мог появиться примерно к Рождеству. Одна тысяча девятьсот пятидесятого года. И это в лучшем случае. Количество грошовых номеров подсчету не подлежит. Равно как и трактиров. А уж чтобы коридорный вдруг кого вспомнил и показал… Пожалуй, только в плохих детективах. Кто ж потом селиться будет, если слушок пойдет, что постояльцев полиции сдают?

— Сильно потратился?

— Да не стоит и говорить, Евгений Александрович! Деньги — грязь. Мне их что, солить? Да и в гроб, даже если кармашек специальный сделать, не потянешь. Вы — моя семья, других нет у меня. Нужны будут, я скажу.

— И что же Емельян?

— Да ну, гнилой человечишка. Как говорится, ни украсть, ни на стреме постоять. Поверите, даже и не бил его никто, признался сразу. Поговорили с ним, рассказали, что из-за него уважаемый человек на нарах парится, он пошел, и сам в полицию сдался.

Ага, так и вижу эту картину. Чуть слезу не прошибло.

— И что его подвигло… на такое?

— Молчал, зараза. Сказал, спьяну поссорились. Может, и так. Да и важно ли это, Евгений Александрович? Он на брата своего руку поднял. А ведь тот ему сильно помогал. Не думайте про него, не стоит. Бурьян как есть.

Ладно, хорошо, что кончился этот дурдом. Пора собираться к новому генерал-губернатору. Поеду в партикулярном, дресс-код, сказали, свободный.

Ну вот, новая метла, новые люди. Интересно, Шувалов куда делся? Поехал в Питер? Или вышел в отставку по здоровью? Надо бы разузнать как-нибудь, не чужие люди. А в последний визит не додумался полюбопытствовать. Впрочем, можно ведь у гвардейцев узнать. Вроде я у них фигура, если не легендарная, то довольно популярная.

Петр Дмитриевич ждать заставил недолго. Встретил как родного, руку жал, по плечу хлопал. И обедали мы с ним тет-а-тет, без свидетелей. В качестве застольной байки я повинился в рассылке моими служащими неимоверного количества призывов о помощи.

— Хотели как лучше, вы уж их простите.

— А ко мне обратиться не додумались. Вот вы, Евгений Александрович, светило медицинское, и все такое. И Его Императорское высочество о вас отзывался в самых лестных выражениях. А в такой простой вещи, извините, поплыли. Этому жандармскому ротмистру надо было просто представиться всеми своими чинами, указать награды, в том числе и именные от Его Величества. Извинились бы и домой отвезли, а потом вы уже им указывали, когда есть время для беседы.

Вот так. Тут ведь животные еще даже не равны. И я вознесен в высшую лигу, почти неприкасаемую для правоохранительных органов. А правда, что, тот же Зубатов не знал, что всякие Морозовы кормили революционеров? Так не то, что на каторгу, даже репутационно потерь не понесли. Купцы, хоть и очень богатые.

Побывка в казенном доме меня сильно встряхнула. Я теперь уже не то что на холодную воду — на лед дуть готов. Дал поручение Моровскому собрать всех сотрудников. Надо срочно выжигать революционную заразу. И не потому что я всеми конечностями за существующий строй, тут косяков столько, что и не будучи поклонником Ильича, отрицать трудно. Но ведь смогли в других