Читать книгу - "Столичный доктор. Том V - Алексей Викторович Вязовский"

Через кормушку мне протянули жестяную миску с каким-то мутным варевом и кусок черного хлеба. Я взял это подобие еды и вернулся к столу. Запах от посудины заставил меня поморщиться — смесь прогорклого жира и подгнивших овощей. Сев на шаткий табурет, я стал разглядывать содержимое миски. В жиже серо-буро-козявчатого цвета плавали неопознанные комки.

Исключительно в исследовательских целях я попробовал это блюдо. В тайских макашницах и не такое иной раз предлагали, а начнешь есть — и ничего, вполне пристойно. Но чуда не случилось. Вкус оказался таким же отвратительным, как и запах. Пресная дрянь с привкусом прогорклого масла. Не напрасно каждый уважающий себя арестант таскает с собой соль и перец. Посолил погуще, перчику жахнул от всей души, чтобы до стадии «огнедышащий дракон» немного оставалось — и что угодно съесть можно. Я отставил миску прочь, попробовал хлеб. Он оказался одновременно черствым и кислым. Отломив кусочек, я макнул его в суп, надеясь хоть как-то улучшить его вкус. Тщетно. Питаться этим невозможно. Вероятно, если дня три сурово поголодать, и такое добро в ход пойдет, но извините, у меня еще о вчерашнем банкете память свежа.

Ну и сразу набежали воспоминания о ресторанах Москвы, Питера, Варшавы, Берлина. Вышколенные официанты, накрахмаленные скатерти, изысканные приборы, фарфоровые тарелки… Это я еще Вольфсгартен с его бесконечным винным погребом не вспоминал. Пожалуй, приберегу эти мемуары на обед.

Камера в таганской тюрьме — ни разу не Лефортовский замок, но как оказалось и тут можно жить. Лязгнула кормушка, внутрь заглянул надзиратель. Или контролер? Цирик, короче. Пора осваивать феню. Возьму себе погоняло Хирург. Хотя нет, не стоит, у меня стойкая ассоциация с косноязычным байкером. Буду Князем. Стану козырным блатарем, заведу себе гитару и начну петь про Владимирский централ ночи темные. А кто сказал, что легко будет?

— Вижу, что баланду вы есть не стали. Может еду из ресторации закажете?

А так можно??

— Любезный, ты вот что сделай. Телефонируй на скорую, скажи, пусть Жиган привезет еды, белье, всё что надо, короче. Приедет, отблагодарит. Номер знаешь?

— Кто же его не знает… Ноль три. Не извольте беспокоиться, все сделаю.

Заказ еды из любого места в предварительном заключении вполне официально разрешен. Так и нижние чины свою копеечку зарабатывают, и сидельцы едят сытнее. Это если денег нет, то приходится местной едой пробавляться.

Хорошо, хоть пиджак оставили. Один хрен он в крови перепачкался, теперь только на благотворительность отдать, а пока под голову подложить можно.

Жиган примчался через час. Вместе с Чириковым. Их даже любезно проводили к кормушке и дали заглянуть внутрь камеры. Не знаю, предусмотрено ли такое правилами внутреннего распорядка, но это случилось. Всего-то пять рублей — и внеплановая свиданка обеспечена.

Притащили мне не только еду, но и нательного белья шелкового две смены, чтобы вшей не нахвататься, подушку с одеялом, чтобы не на казенном лежать, рубахи, свитер, домашние туфли, свежие медицинские журналы, и еще что-то, таящееся в объемном бауле.

Федор Ильич интересовался распоряжениями. Они были одной направленности: сделать всё, чтобы я побыстрее отсюда вышел. Найти адвокатов по политическим и уголовным делам, телеграфировать всем, кому только можно: Великому князю, Зубатову, Романовскому, Склифосовскому, немецкому кайзеру, лысому черту, если понадобится. Но губить свое здоровье в застенках я не хочу — формулу лекарства против туберкулеза я все никак не мог вспомнить.

— Землю буду рыть, Евгений Александрович, — пообещал мне Жиган. — Всех хитровских подниму, разыщем мы Емельку.

— Какого Емельку?!

— Брательника Александра Николаевича.

— А почему его нужно разыскивать?

— Дык… на него думаю. Утром встретил обоих у клиники, спросил еще старшего — что Емельян тут делает. Евгений Александрович же его прогнал от себя. А тот мне отвечает — с князем, мол, все утряс, тот разрешил заехать брату, повидаться.

Я выругался матерно. Вот и убийца. Раскольников долбаный…

— Ничего я не разрешал! Наврал тебе Винокуров.

— Ах, варнак!

— Думаете, младший зарезал брата? — тихо в кормушку поинтересовался Чириков.

— И думать не надо. Наверняка он. Жиган, а ты комнату доктора осматривал после того, как полиция меня забрала?

— А как же. Судя по стаканам, двое там пили. Водку. А закусывали они…

— Полиции сказал? — оборвал я хитрованца резко.

— Сказал.

— И что?

— Ответили — следователь пусть думает. Наше дело маленькое.

— Жиган! На тебя вся надежда. Найди Емелю!

— Век воли не видать, Евгений Александрович! Всю Москву переверну! Сыщу этого Каина!

Посетители направились на волю, заверяя меня в преданности, при этом горя желанием поставлять мне еду три раза в сутки и делать всё для выхода моего сиятельства на волю.

Почти сутки меня никто не трогал, даже удалось подремать ночью, то и дело просыпаясь. А после опять дернули на допрос. Наверное, Гусев получил добро на пытки и издевательства, потому что светился радушной улыбкой от уха до уха.

— Давайте продолжим, Ваше сиятельство, — сообщил он мне. — Начнем с протокольной части.

И пошло-поехало, кто, да когда, какого сословия да вероисповедания, и прочие вопросики из анкеты друзей. В моем детстве у всех девчонок такие были. Дошли и до сути.

— Так чем был вызван конфликт с покойным господином Винокуровым, переросшим в драку? Свидетели сообщают, что звучали угрозы.

— Я как работодатель ввел правила о недопустимости появления на работе в нетрезвом виде. Сотрудники при найме с этим требованием, равно как и с другими, знакомятся и выражают согласие подписью под договором. Это не противоречит законодательству. А господин Винокуров правила грубо нарушил, я отстранил его от работы. Вот, собственно, и всё.

— А брат покойного, Емельян, который у вас работал, вы с ним когда в последний раз виделись? — будто между прочим спросил жандарм.

— С какой целью интересуетесь?

Он думает, я буду топить брата? Но для этого нужны основания, улики… Нет уж. Подождем Жигана.

— Отвечайте, пожалуйста. Ведь коль скоро вы невиновны, то и скрывать нечего…

Ага, сладко поешь, начальник. Ты еще расскажи про чистосердечное признание, которое уменьшает наказание,