Читать книгу - "Мир сошел с ума - Greko"

очистить берега реки Магдалены от этих чудовищ, ежегодно убивавших 200–300 человек.

— После моей экспедиции, — утверждал кэп, — аборигены прозвали избавленные от опасности берега «Lovey Lassey!» — любимая милочка, — явно намекая на мою фамилию.

После своих приключений в Колумбии Ловелас, променяв море на небо, влетел в череду смертельных неприятностей, как в ревущие сороковые, в полосу с 40-го по 50-й градусы южной широты. В 1907-м он, увлекшись воздухоплаванием, упал на аэроплане в реку Гудзон, откуда его спас буксир «Potomac». А на следующий год оказался в Лондоне на воздушном шаре, который взорвался во время франко-британской ярмарки. Погибло два человека, еще несколько получили ранения, но Ловелас отделался легким испугом. Он сообразил, что с судьбой играть в орлянку не стоит и вернулся к профессии моряка.

Его мне порекомендовал Льюис Никсон, с которым я познакомился во время слушаний, расследовавших причины гибели «Титаника». Я выступал как свидетель, а кораблестроитель выступал экспертом по установке беспроводной связи на всех атлантических судах — гибель суперлайнера подтолкнула власти к такому решению. Мы познакомились. Нас сблизил Петербург. Оказалось, мы с ним были в столице Российской империи практически в одно и то же время. Никсон прибыл, чтобы довести до ума миноноски, закупленные на его верфи русским морским министерством для войны с Японией. Помня о данном жене обещании приобрести яхту, я воспользовался оказией, и уже в 1913-м году «Ольгу» поставили на ровный киль. Еще год ушел на ее переделку. В 1914-м, в разгар сражения на Марне и через месяц после рождения доченьки Маши, Ловелас провел яхту по только открывшемуся без особой помпы Панамскому каналу, и с тех пор моя стальная красавица превратилась в любимую игрушку семьи, включая Марию. Она сообщила нам об этом, как только научилась разговаривать. Девочка и ходить-то научилась на палубе.

— Отлично идем, мистер Баз. Великолепный мотор вам достался. Вряд ли найдется в этой части океана корабль, который мог бы составить нам конкуренцию.

— Вы сказали «достался»? Разве Никсон может выпустить яхту с плохим мотором?

— Еще как может, сэр. На моем первом «Ориенте» мы с трудом достигали 18 узлов. Решили перебрать двигатель. И что же вы думаете? 340 из 785 трубок конденсаторов оказались забиты деревянными пробками, как и большинство трубок котла системы «Мошера».

— Как такое возможно⁈ — поразился я.

— Настоящий саботаж. Яхту строили в разгар забастовки механиков.

— Черт-те что!

Оля укоризненно на меня посмотрела. Я хоть и вычеркнул из своего лексикона «ексель-моксель» и прочие глупости, но избавиться от чертыхания так и не смог.

— И вы правильно сделали, что последовали моему совету и потребовали заменить оригинальный 53-й винт на 72-й (2). Как минимум, прибавили один-два узла ходу, — продолжил Ловелас, но я поспешил сменить тему и спросил о наболевшем:

— Что с нашим пополнением? Проблем нет?

— Вы о шестерке военных моряков? Отличные профи, сэр, без нареканий.

— Меня беспокоит, что мы зависим от их радиста.

— Очень прилежный. Из рубки не вылезает. Будто ждет какого-то сообщения со дня на день.

Я поморщился. Известно, какого. САШ может вступить в войну в ближайшие дни. Все об этом говорит. В том числе, присутствие военных в гражданке на моей «Ольге».

Яхта слегка качнулась на набежавшей волне. Спокойное до этого море начало покрываться слабыми «барашками», постепенно набирающими крутизну — верный признак того, что мы приближаемся к суше. Оля встала, чтобы прекратить беготню детей и загнать их в каюту.

— Но мама! — послышался сопротивляющийся голос сына. Он давно признал жену, с этим у нас проблем не было.

— Или в каюту, или идите к отцу и сидите с ним в шезлонгах, — не терпящим возражений голосом заявила жена.

Я счастливо улыбнулся. Полный комплект! Семья, море, яхта — что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить свою осень? Мне уже за сорок. Набегался, навоевался, наприключался выше крыши. Пора и честь знать и немного получить от жизни удовольствия. Так и жил последние годы, и нисколько в этом не раскаивался.

… Острова Французской Полинезии великолепны своей первозданной дикостью, белоснежными пляжами и изумрудными лагунами с коралловыми рифами. Мы посетили несколько атоллов, не особо торопясь добраться до Таити и развлекаясь наблюдением за странным для нас течением жизни на архипелаге в обстановке информационного вакуума. В мире что-то происходило, но аборигенов и редких китайцев-торговцев это не касалось. Единственный встреченный нами полицейский из смесков, в оборванном французском мундире, мог сообщить нам новости, случайно долетевшие до него вместе с залетным «купцом» где-то полгода назад. Его больше интересовал прогноз погоды, чем залитые кровью и грязью поля сражений в далекой Европе.

— Если вам нужны новости, попробуйте остановить какой-нибудь каботажный парусник, — посоветовал нам «губернатор»-резидент, совершенно одичавший в этой пальмовой глуши, но преисполненный радости, что можно поговорить на родном французском. — Возможно, что-то узнаете. Но не советую. Можно подхватить от матросов желтую лихорадку. Лучше идите в Папеэте, в столицу Établissements Français de l’Océanie, если соскучились по цивилизации. И радио там есть. Единственное на всю Полинезию.

«Французские владения в Океании», правильное название полинезийской колонии, он выговорил, заметно запинаясь и с оттенком недоумения. Между атоллом и метрополией лежал не только океан, но и цивилизационная пропасть.

На полпути к Таити сверкающую гладь моря сменили ультрамариновые волны. В моей семье, к счастью, никто не страдал от качки, взлетающий-опускающийся форштевень никого не беспокоил. Я уютно расположился в шезлонге и читал детям «Страшные Соломоновы острова» Джека Лондона. Богатое воображение Марии мешало ей понять шутливый тон рассказа, она все время переспрашивала, вызывая смешки у Лехи, пугавшего сестру сообщениями о том, что мы скоро окажемся в краю каннибалов.

— Правда-правда, островитяне человеков кушают? Они мне показались милыми, хоть и плохо стриженными.

— Нет, милая, дядю разыграли.

— Парус на горизонте! — крикнул кто-то из матросов.

Я огляделся и с огромным трудом обнаружил едва заметный след по курсу норд-ост — скорее легкий мазок над синей линией.

— Вы видите парусник, капитан? — окликнул Ловеласа.

Он подтвердил.

— А нас? Нас они заметили?

— Нас не так легко заметить на воде. Даже из «вороньего гнезда». У нас же окраска шаровая, а не белая, как на военных кораблях. И борта над уровнем моря еле-еле торчат.

Судя по тому, как парусник, оказавшийся трехмачтовым судном изящных обводов, двинулся нам на перехват, его впередсмотрящие все ж таки нас разглядели — вернее дым, валивший из