Читать книгу - "Боярышня Евдокия -4- - Юлия Викторовна Меллер"

— Так вот, — она вновь обратилась к старшему, — князю доложишь о случившемся и о том, что мы спасли боярышню. И обязательно спроси совета у князя, как поступить с отбитым у пана-разбойника добром.

Дуне в этот момент показалось, что вои испепелят ее негодующе-разочарованными взглядами, а из чужих только Юрята с насмешливым удивлением смотрел на неё. А ведь он тоже вправе был надеяться на трофейную долю, но быстрее других служивых сообразил, что дорого им встанет распоряжаться добром, предназначенным брату князю и ссориться с Лыко-Оболенским. Отец боярышни Еленки был известен своей жадностью и мстительностью.

Григорий со своими и Гаврила с дядькой немного оттеснили излишне прижавшихся к саням Евдокии служивых, но тягостное молчание прервал старший отряда :

— Твоя правда, боярышня, — склонив голову, со вздохом признал он. — Благодарствую за совет.

Евдокия внимательно посмотрела на него, стараясь убедиться, что Кузьмич действительно понял, что столь богатый трофей выйдет ему и его воям боком. Но вроде бы за прошедшую ночь он сумел перебороть свою радость от поживы и уже думал, как обратить трофей в деньги, а значит, должен был понять первую проблему : получить хорошую цену ему будет сложно. А она подсказала ему, что на этом проблемы только начинаются.

— Сейчас въедем во двор, — продолжила говорить Евдокия, — так ты с воями опиши в грамотке взятое в бою, чтобы князь понимал, о чём идет речь. Коли он сочтет приготовленные Оболенскими подарки его брату пустыми, то не о чем беспокоиться, но если есть важные реликвии, ценные иконы, рукописные книги, церковная утварь или золотые чаши, то пусть князь решает, что с этим делать, а ты сторожи.

— Что же, мы зря рисковали? — не сдержался один из воев Кузьмича.

— Ничего не зря, — ответила ему Евдокия. — Князь не оставит без внимания спасение боярышни Елены, как и то, что был уничтожен вражеский отряд на нашей земле. Так же думаю, князь оценит, что Кузьмич спросил совета. А ещё сам Оболенский должен передать какую-никакую благодарность за то, что не дали свершиться бесчестию. И не забывайте, что у вас остаётся добро взятое с самих татей.

Кузьмич хмыкнул и криво улыбнулся. Ничего ценного у нищего пана не было. Разве что его оружие, да кони, но особого прибытка с них не будет. Если только прямо сейчас их продать хозяину постоялого двора, чтобы не было лишних трат в дороге.

— Евдокия Вячеславна, коли мы тут застрянем с этим добром, дожидаясь ответа на послание, то как же наше задание… Эх, — старший с досадой махнул рукой, оглядываясь на тащившийся позади караван Оболенской. — Да ещё боярышня на нас зыркает, как на врагов.

— Кузьмич, в Дмитров тороплюсь я, а не ты. Так что день-другой у тебя есть. А потом смотри, как пасмурно! Если будет оттепель, то мне и негоциантам придётся задержаться в Дмитрове до новых морозов и твоя задержка станет незаметной.

— Благодарствую, боярышня, что стараешься помочь, — искренне произнес воин и посмотрев на небо, потом на снег, повторил её слова: — Да уж, теплеет.

— Негоциантам на груженых санях в оттепель нет смысла ехать, так что неделька у тебя есть. Но уверена, что гонец уже завтра с ответом от нашего князя приедет.

— Евдокия Вячеславна, не могла бы ты написать Еремею Профычу, из-за чего у нас задержка в пути вышла. Мой гонец сразу ему весточку передаст, а дальше уж боярин поспособствует к князю побыстрее попасть.

— Так и сделаем, — согласилась Дуня, понимая, что дед точно проследит, чтобы гонец без задержки попал к князю. — Тогда поторапливаемся, чтобы наш вестник сегодня же до Москвы добрался.

Хозяин постоялого двора с любопытством оглядывал въезжающий в его владения длинный караван и выкрикивал распоряжения своим работникам. Их у него оказалось немало и во дворе поднялась суета. Дуня поспешила внутрь, чтобы первой получить все необходимые удобства и написать письмецо.

Уже входя в дом, она услышала, как Еленка требует вернуть ей её наряды, чтобы переодеться. Евдокия оглянулась и увидела, как женщины Оболенской наступают на перегораживающему им дорогу воина, а боярышня кричит, что все за всё ответят сполна.

Кому именно она угрожала, было не ясно, но шума было много. Гришка, глядя на всё это, ржал ;  Юрята был заинтересован, и похоже, даже восхищался устраивающей хаос Еленкой, а Гавриле не нравилось происходящее. Заметив её взгляд, он смутился и подошёл к ней.

— Не любишь шум? — спросила она.

— Пустое это всё, — он кивнул в сторону начинающейся свары. — Ты правильно рассудила, а от них — он кивнул в сторону женщин и противостоящих им воев, — ничего не зависит. Боярышне Лыко-Оболенской надо бы сейчас писать отцу и ждать распоряжений, а не лаять на тех, кто спас ее.

Дуня с уважением посмотрела на парня. Она запомнила его несмышлёнышем, а сейчас он рассуждал, как… Евдокии хотелось сказать, что Гаврила заметно повзрослел, но ее взгляд зацепился за старшего княжьим отрядом и то, как он терял время, разжевывая ситуацию с трофеем своим воям, добиваясь их одобрения. У всех у них уже наполовину седые бороды, а дальше своего носа не видят, хотя она им только что во всеуслышание объяснила вред от доставшегося трофея. Кузьмичу приходится повторять ее слова, убеждать упертых и непонятливых. Похоже, что самостоятельно распоряжаться добычей ему невмочно. Так что Гаврила поумнее взрослых воёв будет и ей было приятно понять это.

Неожиданно раздался бабий визг и женщины перешли в наступление. Работники постоялого двора уже не скрывали своего смеха, а воям пришлось туго.

— Еленку научили требовать своего громко. Ее отец считает, что так правильно, — пояснила Гавриле поведение Лыко-Оболенской Евдокия.

Сама Доронина не раз видела на девичьих посиделках, как Еленка устраивала соперничество на ровном месте. Она как переспелая горошина вылетала вперед, чтобы доказать, что лучшая. Ей обязательно надо было быть первой. Девушки уступали Оболенской, а потом оказывалось, что Еленка не знала и не хотела знать, какие обязанности должна исполнять. Ей важно было всех опередить, всех возглавить, всех победить. Еленкиному упорству можно было позавидовать, но в остальном… Евдокия наблюдала за всем этим со стороны, так как была младше боярышни Лыко-Оболенской на три с лишним года, и та больше общалась с Машей.

Поморщившись от набирающих обороты криков, Дуня поспешила войти в дом. Она велела Даринке приготовить письменный прибор и