Читать книгу - "Начало - Александр Нерей"

— Поздравляю тебя и всю братию с началом посредничества! — шутливо прокричал старикан, а я поднял обе руки и замахал ими, как машут демонстранты перед трибуной с начальством.

Возвращался домой в хорошем настроении. Впервые порция новых знаний нисколько не напугала и не выбила из колеи.

«Привыкаю», — подвёл я итог рабочему дню, а сзади послышалось залихватское дедовское пение:

— Эх, нам бы Матрё-ону, какую-нибудь ядрё-ону! Мы тогда-а, зажили бы хоть куда!

Глава 14. Посреднические будни

Не успели мы развернуть бурную глазасто-ушастую деятельность, как в одночасье всё застопорилось. Только разбились на четвёрки, только сделали пару походов в соседние миры, и меня увезли в станицу к моей второй бабушке.

Там я куксился, хандрил, капризничал без повода, но бабушка была добрая и на мои причуды внимания не обращала.

На первых порах я одуревал от безделья и обильного кормления, а потом смирился и начал охоту на бабочек. Складывал их в толстую книжку между страницами и старался выбирать неповреждённых. Когда надоедало это занятие, просто бездельничал. Валялся где-нибудь под деревом и думал о посреднических делах.

Во время такого размышления о мирах, которые похожи друг на дружку, за исключением мелочей, я задумался, как можно без надписей на сараях отличить их друг от друга.

«А никак», — сделал безрадостный вывод. Не мог я без подсказки отличить один мир от другого. Сделав это открытие, совсем расхотел гоняться за бабочками. Да мне сразу всё расхотелось. Особенно вставать и идти на зов бабушки. А она уже не один раз кликала меня во весь голос: «Внучек, ты где спрятался?»

— Иду уже, — крикнул, чтобы она успокоилась, а сам ещё повалялся, а потом поднялся и пошёл.

По дороге бросил взгляд на акации, росшие на меже вокруг бабушкиного и соседнего огорода. Стволы этих акаций специально избавляли от нижних веток, чтобы деревца вытягивались вверх и со временем пригодились в хозяйстве.

Посмотрел я на акации, вспомнил, что о них рассказывала бабушка и остолбенел.

«Что со мной? Отчего шевельнуться не могу? Ни тебе чёртиков, ни медведей. Почему застыл?» — замелькали в голове ужасы.

Собрался крикнуть миру, мол, хватит шутить, и вдруг увидел, как росшие отдельно от остальных акации, прямо на глазах сложились стволами в римскую цифру двенадцать. Две склонились друг к дружке и замерли, превратившись в «X», а чуть правее две другие застыли столбиками.

«Вот, что должен был увидеть», — сообразил я, и по спине тотчас забегали мурашки.

Оцепенение прошло, и я поспешил на бабушкины призывы.

Потом с новыми силами бегал за бабочками, ходил с бабушкой на базар, в магазин, в парикмахерскую. Везде, куда бы ни пошёл, стал находить подсказки родного мира. И тут и там примечал дома номер двенадцать, цену в магазине по двенадцать копеек за какую-нибудь детскую книжку, даже ранние помидоры пикули на базаре, после того как их отвешивали килограмм, оказывались в количестве двенадцати штук.

Другие цифры и номера не бросались в глаза и особо не выделялись. Так я нашёл себе занятие и престал сердиться на родителей за ссылку в станицу. И вдруг моя командировка кончилась.

Проснулся воскресным утром от громкого сигнала незнакомого автомобиля и выскочил из кровати. Прислушался и различил знакомые восторженные голоса.

— Ёжики-морковки. Это же папа с мамой на новеньком Москвиче. Купили такой же, как и в других мирах. Ура! — обрадовался я и зайчиком выскочил во двор.

Автомобиль был тёмно-синего цвета с белыми полосами на боках и блестящими молдингами по всему кузову. Сверкал, как новенький, но я знал, что в соседних мирах отцы покупали такие машины с рук на автомобильных базарах.

Москвич был вместительней Запорожца и смотрелся солиднее. Я прыгал вокруг него, будто ни разу не видел такую машину, а в душе, как в мультике громко звучало: «Заработало! Заработало!» Что и как заработало, осознал позднее, когда все успокоились и вошли в хлебосольную бабушкину хату.

А заработало посредничество. Как дедуля и обещал, после нашего вступления в должность, миры увидели накопившиеся различия и приступили к их исправлениям.

От всей души радовался и за себя, и за близнецов, и ничто на свете не могло омрачить моего счастья. Но по приезду домой на этом самом Москвиче дед Паша смог.

* * *

— Что ты веселишься, как малахольный? Подвоха не замечаешь? Беды никакой не ждёшь? Ишь, распрыгался тут, — в штыки воспринял дед автомобильную новость.

— Беды? — изумился я. — От нового Москвича?

— Не от Москвичей ваших беда, а от грядущих изменений. Миры-то очнулись. Теперь всё ломать начнут и строить что-то усреднённое. Им, понимаешь, догнать друг дружку не терпится. Одинаковыми стать. А вы им в том неугомонные помощники.

— Беда из-за того, что мы стали посредниками? Ну-и-ну. А какая?

— У тебя, может, никакая, а вот у братьев огромная. И твоё первое задание – подготовить подчинённых. Чтобы дух вон от страху не вышел, когда у них косточки захрустят от мирных изменений.

Я почесал в затылке, но на ум ничего пугавшего не пришло. Переспрашивать не хотелось, и я пошёл на хитрость.

— А как их подготовить?

— Как, да как. Если бы я знал. Как хочешь, так и готовь. Но чтоб все парни были в рабочем состоянии. Ежели что, не поленись своей задницей поступиться, да ушами, да телесами. Да чем ещё вас родители стращают, когда наказания безжалостные чинят, откуда мне знать? Я в своё время… Да ну тебя! Расстроил старика. До колик в животе расстроил. А ну с глаз долой! И не объявляйся, покуда не остыну.

Дед выпихнул меня из хаты, и никакие протесты или просьбы не помогли. Решил обождать денёк-другой, а потом потребовать объяснений, но хорошее настроение было потеряно безвозвратно.

«Что такое ожидает братьев, если у них даже рёбра затрещат? Или старик преувеличивает? Может ему Москвич не в радость. Или мои восторги по этому поводу, — кумекал я по дороге домой и ничего вокруг не видел. — Вот ведь упрямец. Нет чтоб по-человечески объяснить. Ходи теперь сам не свой и без вины виноватый, голову ломай. А я, если фантазировать начну, воображаю всё