Читать книгу - "Драконье Пламя: За Порталом - oR1gon"

задам ему вопросы. За одно узнаю, остались ли еще среди ночных эльфов настоящие мужчины, или они теперь способны лишь прятаться за своими женщинами. Мне тут довелось посмотреть на калдорай прошлого, на бой у Колодца Вечности.

— Тогда ты и правда будешь разочарован. Сейчас у калдорай нет армий, похожих на ту.

— Дело не в армии, и не в том, что защищают леса одни женщины. Мне важно узнать, остались ли еще у ночных эльфов те дух, отчаяние и мужественность, с которой они шли против демонов. Если Малфурион будет юлить, избегать ответов или прямо откажется принимать участие в грядущей войне, хотя бы как защитник, я сломаю его рога и повешу где-нибудь в таверне верхнего города. А потом продолжу их ломать, когда будут отрастать новые. Он ведь главные среди друидов, значит говорит за всех.

— Верховная власть и авторитет находятся у Кенария. Малфурион его ученик и герой войны.

— Тем не менее, он решил занять место одного из правителей калдорай. Значит, будет отвечать по своему положению. В отношении Тиранды я испытываю некоторый оптимизм. Ей, по крайней мере, соловьем в уши не заливается трусливый полубог.

— Надеюсь, у тебя получится добиться своего. Друиды немалая сила.

— А ты? Тебя они не послушают? — Первый Страж снова повернулся к эльфийке.

— Нет. Они почитают Кенария. Его слово для них закон. Я отстают от него слишком сильно. Пожелай он, и друиды обратятся против моей стаи, не побоявшись напасть даже на меня.

— Безумие.

— Как есть. — мать зеленой стаи развернулась и направилась к чаще. — Твой соратник скоро проснется, а мне надо продолжить следить за Кошмаром.

— Зови и я приду, чтобы помочь.

Еще несколько секунд, как зачарованный, Алгалон смотрел вслед дранице. Произвольно или нет, она покачивала бедрами, что вкупе с ее нарядом, притягивало взгляд. Чары рассеялись, когда она обернулась и негромко посмеялась.

Дернувшись назад, владыка Цитадели резко встряхнул головой, прогоняя прочь лишние мысли. Проворчав нечто нечленораздельное себе под нос, он опустился на одно колено перед Рейнхартом и закрыл глаза. Перед внутренним взором огонь, олицетворявший друга, рос с вполне заметной и ощутимой скоростью.

Когда пламя стало яростным костром, превзойдя внутренний огонь старших сыновей Первого Стража, старый рыцарь открыл глаза. В них блеснул белый, чистый Свет, без малейшей доли тех ярости и стремлений, которые были присущи золотому. Вертикальные драконьи зрачки полнились скрытой в них твердостью и уверенностью.

— Ты нашел ответы, которые требовались. — не спрашивая, утверждая, произнес драконоборец и протянул руку.

— Да. — приняв помощь, Рейнхарт занял вертикальное положение. — Испытание позволило мне ясно посмотреть на себя со стороны и ужаснуться. В собственных мыслях я смешал все: личные стремления, надежды, законы и устои ордена, создав кашу, густо посоленную виной, и которой едва не захлебнулся в итоге. Тридцать лет мира плохо сказались на мне. Я размяк. — слова давались ему легко, решительно. Он не видел в них ничего постыдного, только признание ошибок.

— Дракона тоже не отверг, хотя мог. Почему не стал? Мне казалось, ты шел сюда в основном за этим.

— Я вспомнил, каково наше дело и на какие жертвы необходимо идти ради него. Тем более, испытание показало мне, что драконья кровь не несет вреда. В моей голове только мои мысли, ни чьи больше. И тот Свет, на который я всегда полагался, он часть моей души, а не проявление внешней силы, принадлежащей кому-то или чему-то иному. Он весь мой, без остатка.

— То есть, ты не бился с внутренним драконом? И как понимать — Свет твой?

— Я видел только зеркала, парящие посреди небесного облака, и себя, в виде лучистого шарика. Стоило мне заглянуть в отражение, там представало то, чем я являюсь. Вернее, часть меня. Я видел множество образов и подолгу размышлял над каждым, пока не приходил к какому-то выводу. Тогда я чувствовал некое облегчение и возможность двигаться дальше. Единственный, кого я убил там, внутри, был я сам. Сгорбленный, жалкий предатель, держащий обломок меча. — старый рыцарь хлопнул по ножнам. — Он прятался за зеркалом.

— Как тебе удалось? — полюбопытствовал Алгалон. — У тебя ведь не было с собой оружия. Или ты получил его, проходя испытания?

— Нет, я до самого конца оставался в форме шара. Именно последнее испытание явило мне правду о Свете. Я был его воплощением, а предатель — отголоском моего прошлого, воплощением слабости и той Тьмы, что продолжала жить внутри меня. Избавившись от него, я избавился от проклятого червя, что грыз меня изнутри все время, путая помыслы.

— Позволишь? — оставив Погибель парить рядом, владыка Цитадели окутался огнем, облачившись в Чешую.

Увидев кивок, он положил ладонь на грудь друга. Длань сразу налилась нестерпимым золотым сиянием, затмевающим зыбкие сумерки Изумрудного Сна. А разум Первого Стража погрузился в иные материи, оставив мир первозданной природы.

Осознав себя посреди безбрежного волнующегося океана, простирающегося посреди ничто, он увидел картину, с которой уже был знаком. Свет, в его истинном виде, был отнюдь не однородной энергией.

Золотые потоки, вечно находящейся в движении силы, пронизывали серебряные нити и целые облака. Если к ним прикоснуться, можно было почувствовать разное: от несравненной благодати, бесконечной заботы и любви, до невообразимой ярости и догматичности, о которые могло разбиться все во вселенной.

В Свете находилось слишком много разнообразных концепций, порой противоречащих друг другу, из-за чего его последователи могли так сильно разниться меж собой. От упрямых, почти тупоголовых, поборников их собственной версии справедливости, в погоне за которыми они могли творить зло, свято уверенные в обратном. До абсолютно мягких, чистых приверженцев мира.

Прикасаясь к одному из потоков, наполненному теми или иными догмами или концепциями, всякий последователь Света обретал приверженность к его силе и первые представления о правильном, касательно служения Свету.

Однако, красоты и благодать, которыми полнилось пространство вокруг, мало интересовали Первого Стража. Он мог посмотреть на них в любое мгновение, достаточно закрыть глаза и пожелать. Сосредоточившись на связи душ, которую предварительно установил, он перенесся совершенно в другую часть знакомого пространства. К его окраине и даже за нее.

Золотой и серебряный Свет остался где-то далеко, о нем напоминало лишь далекое сияние. Все вокруг занимала чернота. Тьма. Голодная, вампирическая энергия, возникающая там, откуда уходит Свет. Она тянула свои щупальца к одинокому белому облаку, так похожему на обычное небесное явление. Но не могла его достичь, разбиваясь о чистые, полные благости, лучи.

Тьма потянулась и к драконоборцу, оказавшись точно так же развеяна, но уже золотым сиянием, наполненным его собственной ненавистью по отношению к окружающему мраку. Но, в отличии от души