Читать книгу - "Варяг I - Иван Ладыгин"

сам Асгейр. Он опирался на копье и подбадривающе мне улыбался.

На самом высоком камне восседал Бьёрн. Он водил по площадке пронзительным взглядом, взвешивая два актива на своих весах. Меня и Храни.

Годи вышел на песок. Его старческий, простуженный голос, хриплый и надтреснутый, неожиданно громко разнесся по всему фьорду:

— Пусть всевидящий Один узрит! Пусть асы и валькирии будут свидетелями! Хольмганг начинается! Победит тот, кто останется стоять на ногах! Сдачи не будет! Никакой пощады!

После его слов наступила такая тишина, что стало слышно, как где-то далеко кричат чайки и как с шипением накатывает на песок очередная волна.

Именно в этот миг Храни и рванулся с места, будто спущенный с цепи зверь. Его рев, полный хриплой, немыслимой ярости, заглушил на мгновение даже вой ветра. Он несся по мокрому песку, почти не теряя скорости и равновесия, его глаза почернели от расширившихся зрачков.

«Белена и мухомор», — подумалось мне.

Древний, смертельный коктейль шаманов-берсерков. Он выжег в нем все человеческое — боль, страх, инстинкт самосохранения, рассудок. Оставил только слепую, всепоглощающую, первобытную ярость.

Я отскочил в самый последний момент, чувствуя, как ветер от его страшного топора рассекает воздух у моего лица. Песок брызнул из-под его мощных ног. Второй удар последовал мгновенно, без паузы, без перевода дыхания. Я инстинктивно подставил щит. Раздался глухой, деревянный удар, от которого затрещала старая древесина, а по моей руке до самого плеча пробежала волна онемения. Меня отбросило на шаг назад.

Тактика, которую я в свое время отрабатывал до седьмого пота, была моим единственным шансом. Я должен был крутиться юлой. Уворачиваться. Отводить удары. Должен был использовать слепую ярость Храни, его инерцию и эту проклятую скользкую почву под ногами против него самого.

Я не мог тягаться с этой грубой, звериной мощью. Мои контратакующие выпады он просто не замечал, будто я царапал скалу. Его топор молотил по моему щиту, методично, неистово, превращая его в щепу. Древесина трещала и крошилась, металлическая оковка гнулась и визжала.

Храни выкрикивал оды верховному богу пантеона и, казалось, совершал какой-то немыслимый ритуальный танец жестокости.

Когда наши топоры на мгновение сходились, скрежет стали резал слух. Мир сузился до этого клочка мокрого песка, до залитого безумием лица противника, до свиста его топора и собственного прерывистого, хриплого дыхания.

Я чувствовал каждую мышцу. Каждый нерв был натянут до предела. Воздух бил по легким густым кисельным кулаком. Мне было тяжело дышать.

В какой-то момент Храни поймал меня на ошибке: я на доли секунды замешкался. Его топорище чиркнуло по моему плечу, рассекло кожу и мышцу. Теплая, липкая волна крови тут же залила руку и окрасила ткань стеганки. Но я почувствовал только леденящий жар адреналина, гнавший меня дальше, заставлявший двигаться.

В ответ я сумел нанести ему резаную рану на бедре. Но он даже не вздрогнул, а лишь дико, нечеловечески рассмеялся и продолжил свою бешеную атаку, теперь уже припадая на раненую ногу. Безумие было его лучшей броней.

И тогда, в своем ослепляющем гневе, он совершил роковой просчёт. Яростный удар сверху, вложенный в него всей его мощью и яростью, вгрызся в мой щит и застрял там. Древко с громким хрустом треснуло, но широкое лезвие прочно засело в древесине. Это был мой шанс. Единственный. И, возможно, последний.

Рефлексы сработали безукоризненно. Я рванул щит на себя, потянув Храни за собой и нарушая его равновесие. Одновременно с этим я изо всех сил ударил ногой по древку его топора. Дерево с громким, сухим хрустом переломилось пополам. Он на мгновение замер, потеряв точку опоры, и этого мгновения хватило. Я сделал резкий шаг вперед, под его распахнутую, беззащитную руку, и нанес один-единственный удар саксом.

Короткий, точный, выверенный, как удар скальпеля.

Острие вошло глубоко в подмышечную впадину, туда, где под тонкой кожей билась жизнь — крупные сосуды и нервы.

Храни на миг замер, и безумие в его глазах сменилось искренним недоумением, будто он не мог понять, что сейчас произошло. Потом пришел шок и осознание. Он посмотрел на меня, и я увидел в его взгляде немой вопрос. А потом — пустоту. Абсолютную, бездонную пустоту. Его колени медленно подкосились, и он тяжело, с глухим стуком, рухнул на песок.

Вспыхнула агония. С последними, предсмертными силами Храни изловчился, рванулся и схватил меня за шею, сжимая мое горло своей железной, нечеловеческой хваткой. Его пальцы впивались в меня, как клещи. В глазах потемнело, в ушах зазвенело. Я, обезумев от страха, паники и нехватки воздуха, бил его, бил ножом в бок, в грудь, в то же место, снова и снова, пока его хватка не ослабла, а пальцы не разжались сами собой.

Я отполз от него, тяжело и судорожно дыша, весь в крови, в песке… в ужасе. Руки тряслись мелкой дрожью. Передо мной, на потемневшем берегу, лежал человек, которого я только что убил. Сознательно и хладнокровно.

Я смотрел на свои окровавленные, чужие руки, не в силах отвести взгляд. Тишину вокруг нарушал только настойчивый, равнодушный шум прибоя — волны накатывали все ближе и ближе, уже подбираясь к моим ногам. Суд богов был завершен. Они решили, что правда была за мной…

Тяжелые, мерные шаги по мокрому песку заставили меня поднять голову. Надо мной, заслонив серое небо, возник Бьёрн. Его тень накрыла и меня, и бездыханное тело Храни.

— Встань, — его голос прозвучал, громом резанув звенящую тишину. — Победитель не должен валяться в грязи, как побежденный пёс! Встань и прими свой трофей.

Я с трудом, на ватных ногах, поднялся. Ноги подкашивались, в глазах плясали черные точки.

Бьёрн повернулся к собравшимся на скалах, к этим сотням замерших, затаивших дыхание теней.

— Суд богов свершился! — прокричал он, и его голос, усиленный эхом, покатился по воде. — Рюрик победил! Победил по праву сильного и хитроумного! Его честь очищена кровью! Очищена навеки!

Он сделал паузу, давая своим словам просочиться в сознание каждого зрителя, впечататься в память. Потом его голос сменился — с ритуального, громоподобного, на сухой, деловой, бюрократический, каким говорят о налогах и об урожае.

— По праву победы, по древнему закону, все имущество, скот и оружие Храни отныне принадлежат Рюрику! Пусть все знают и запомнят! От мала до велика!

Он начал загибать пальцы, перечисляя, как клерк на описи, без тени эмоций:

— Боевой добротный топор. Копье с длинным, граненым наконечником. Запасной щит, помимо сего разбитого в щепки. Кожаный шлем с наносником и нащечниками. Два кожаных наруча с