Читать книгу - "Пришлые - Юлия Михалева"

принялась протирать его шею.

– Какая же грязь! Тебе нужно помыться.

Он покраснел и кивнул. И улыбнулся.

– Ясь, макай палец, – вопрос о том, кто первый, решился сам собой: отец протянул жидкую сажу сыну.

Михайла явно по какой-то чёткой, хоть и не понятной со стороны схеме, сортировал планки с пальцами, аккуратно берясь за них с самых краев. Яся всегда поражало, как огромные грубые руки справляются с такой тонкой работой.

– И что рассказывают топоры? – спросил он.

Как специально: только ведь вроде всё утихло. Однако самому Ясю хватило и этой искры.

– Говорят, что северяне называют нас травоядными. Да, Дмитрий?

– Кое-где и правда называют, – не изменяя своему сегодняшнему обманчивому спокойствию, подтвердил тот.

– Какая гадость! То-то ты и заводишь всё время эти гнусные разговоры про мясо. А вас тогда как следует называть? Поедатели мертвечины? – Ясну аж передёрнуло.

– Не дёргайся! – сурово сказал отец, по очереди прижимая пальцы Яся к стеклу.

– Ты много чего не знаешь, девочка. Да, не везде есть такие правила и запреты, как у вас. Но называют вас так не только из-за мяса, – Дмитрий доделал что-то с доской, отложил её и внимательно посмотрел на Ясну. – Скорее, даже совсем не из-за него.

– Не нужно говорить так с моей дочерью, – вмешался отец, хотя особых причин вставать на защиту сестры и не было.

– Как «так»? Я всего лишь ответил на её вопрос.

– Пётр! – попытался урезонить Михайла. – Какое же нервное утро…

Ясна зачерпнула чистой тряпкой мазь и принялась смазывать раны Вола.

– А почему же тогда нас так называют? – не мог успокоиться Ясь.

Отчего-то не давало покоя ему это слово: от него не переставало коробить с тех пор, как услышал.

– Потому что в других местах жизнь гораздо более суровая. И нет таких правил, – и в обтекаемых словах Дмитрия Ясь не нашёл ответа.

– То есть, там хуже, – сделала вывод Ясна. – И, получается, ты сам согласен с тем, что правила – это хорошо и они нужны?

– Правила всегда нужны. Вопрос в другом: какие, где и когда.

– Иди как следует вымой руки, – сказал отец, откладывая в сторону последний оттиск. – Ну что, Ясна, ты закончила?

– Да, папа. Иди, – велела сестра Волу.

На его шею она повязала чистый лоскут. Он встал и коснулся его:

– Спасибо.

– Не трогай! – грубовато откликнулась Ясна.

***

Нервный день оставался таким до вечера. Отец потребовал, чтобы Ясь помогал в коровнике, раз сегодня у него больше нет никакого дела. Вол сказал, что тоже присоединится, так как оставлять без присмотра Яся точно нельзя, и что он – то есть, Ясь – не устает это доказывать.

Дмитрий ушёл с собакой по своим делам – и как показалось, с облегчением и даже удовольствием, – а Ясна вернулась в воспитательный дом.

Коров Ясь всю жизнь не любил и боялся. А отец, между тем, предложил Волу всего лишь почистить у них, но зато Ясю предстояло накормить этих существ.

Он подошёл к рогатой, держа тюк травы в вытянутой руке. Она потянулась – он отступил. Она потянулась снова – Ясь опять шагнул назад. И тогда корова пошла прямо на него, издавая утробные звуки. Он выскочил из сарая – но она не отступала.

– Ты зачем корову вывел, Ясь? – возмутился рабочий. – У неё нога больная, её не надо водить на выпас. Верни её обратно.

– Как? – поспешно отскакивая в сторону, спросил Ясь.

Плюнув, рабочий выругался и затолкал корову обратно.

– Спроси у отца, чем тебе ещё тут заняться, а животных не трогай, – предложил он, чему Ясь был только рад.

Однако и никакой другой подходящей работы ему не нашлось. Отец поручил отмерять какие-то жидкости в бутылках, но, глянув на результат, отругал и выгнал:

– До чего же ты всё-таки бестолковый… Всё, иди с глаз моих.

С одной стороны Ясь был рад, а с другой – чувствовал себя оскорблённым. Но зато Вол за ним не уследил, и никто не мешал теперь спокойно собрать ужин Варе, а заодно и себе, чтобы уж точно не возвращаться домой и не выслушивать хотя бы сегодня уйму нравоучений. Он даже подарок свой захватил, и никуда не спеша отправился к сараям. Правда, пришлось потереться и выждать момента, чтобы поскрестись в дверь, когда точно никого не будет поблизости.

Однако дверь оказалась не заперта, а внутри никого не было. Ощущая растущий холод внутри – хотя день ещё не закончился, солнце светило и на улице было вполне тепло, даже, пожалуй, и жарковато – Ясь осмотрел сарай и с облегчением обнаружил в углу её припрятанный и заложенный обломками досок мешок.

Но куда же она ушла со своей больной ногой, а главное – зачем? Ясь уселся рядом с вещами Вары, достал и разложил свои припасы и принялся ждать. Думал подремать, но сон не шёл. Время от времени он вставал и выглядывал в щели, сейчас не задрапированные вторым её плащом, но улица жила обычной жизнью, и Вары там не было.

Уже совсем стемнело, и в сарае стало холодно. Ясь надел свой плащ и прохаживался из стороны в сторону, чтобы согреться, дул на руки, но помогало плохо. Пора бы развести огонь – но через щели двери с улицы свет будет заметен, да и недостаточно темно: дым, уходящий через дыры для воздуха в потолке – прорубленные, чтобы не гнило дерево – заметят прохожие, спешащие с работы домой.

Наконец, дверь скрипнула. Увидев тень, Вара отшатнулась.

– Это я! – шепнул Ясь.

Она схватилась за грудь и шмыгнула внутрь. Заперла дверь и повесила сверху свой плащ, оставшись в одном только платье.

– Как ты рано сегодня, – сказала она, и Ясю послышалось неудовольствие. – Разведи огонь.

– А ты где была? – спросил Ясь, послушно складывая доски в вырытое ей углубление в земле, где и вчера горел огонь.

– Вышла попить, – сказала Вара, доставая свой мешок.

Попить? Но её не было очень, очень долго – почти весь день. Однако в настроении и она явно пребывала не в лучшем, и Ясь по себе знал, каковы все эти допросы с пристрастием, так что ничего уточнять не стал.

Вара достала спички и разожгла огонь.

– Я принес нам еду, – сказал Ясь. – А ещё тебе подарок из Гнилки. Глупо, да?

Он протянул ей на ладони завязку для волос. Она взяла, перебрала пальцами белые бусины.

– Красивая. Вот только волосы у меня грязные, – и тут же распустила их и завязала хвост завязкой Яся.

Как он и предполагал, ей шло.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, пока ели.

– Все